ГЛАВА XXXV

Когда мы верхами окончательно собрались на Эсмерадьду, к нашему обществу присоединилась еще одна личность, брат губернатора, капитан Джон Най. Он обладал отличною памятью и замечательным красноречием. Эти два качества придавали большую прелесть его разговору. В продолжение всего пути, т. е. ста двадцати миль, он ни разу не давал умолкать разговору. Вдобавок к этим способностям он обладал еще двумя другими природными дарованиями замечательнаго свойства. Одно состояло в ловкости и проворстве сделать и устроить все, что хотите, начиная с проведения железной дороги, устройства политическаго кружка, до умения пришить пуговицы, подковать лошадь, вправить вывихнутую ногу или посадить курицу на яйца. Другое было — сговорчивость характера и уменье приноравливаться ко всем обстоятельствам, он легко брал на себя все затруднения и заботы каждаго и каждых всегда и во всякое время и располагал ими весело и проворно; например, он всегда умел разыскать свободную постель в гостиннице, наполненной посетителями, и всегда найти что поесть, даже в самых пустых кладовых. Встречал ли он мужчину, женщину или ребенка в дороге, в гостиннице или в степи, он или знал их лично, или был знаком с родственниками их. Такого второго попутчика едва ли можно найти. Я не могу воздержаться, чтобы не привести примера, каким способом он преодолевал все затруднения. На второй день нашей поездки, мы, усталые и голодные, подехали к одной маленькой гостиннице в степи; нам обявили, что дом полон, что обеда не найдем, так как нет никаких провизий, ни сена, ни овса для лошадей и что мы должны продолжать свой путь. Мы хотели поспешить и двинуться в дорогу, пока было еще светло, но капитан Джон настоял на том, чтобы немного подождать. Мы сошли с лошадей, и вошли в гостинницу, но никто не обрадовался нашему приходу. Капитан Джон пустил в ход все свои любезности и в двадцать минут совершил следующее: нашел старых знакомых трех погонщиков, узнал, что когда-то ходил в школу с матерью хозяина, в жене его признал даму, которой в Калифорнии однажды спас жизнь, остановив сбесившуюся лошадь, на которой она ехала; ребенку проезжей семьи починил игрушку и тем приобрел расположение матери; помог конюху пустить кровь лошади и назначил другой средства против запала; угостил три раза всю компанию, вынул из кармана газету, хотя старую, но для многих присутствующих новейшую, и стал читать вслух, сильно заинтересовав всю публику. Результат всего этого был тот, что конюх нашел корм для лошадей, нам дали прелестный ужин, после котораго приятно провели время в обществе всех, дали отличныя постели и на другой день превосходный утренний завтрак. Когда мы уезжали, то все нас сожалели! Капитан Джон хотя и имел некоторыя черты в характере не совсем похвальныя, но он обладал такими достоинствами, что их легко ему прощали.

Эсмеральда во многом походила на Гумбольдта, но только дела ея шли успешнее. Собственность наша, за которую мы платили пошлины, была совершенно ничего не стоющая и мы решили ее бросить. Главная жила обнаруживалась на верхушке холма, вышиною в четырнадцать футов, и вдохновленный совет директоров проводил тоннель сквозь него, чтобы напасть прямо на залежь. Тоннель предполагали сделать длиною в семьдесят футов, тогда как при устройстве шахты, глубиною в двадцать футов, можно было достичь того же результата. Совет жил и существовал сборами пошлин. (NB. Этот намек немного запоздал, так как теперь промышленники серебряных руд в Нью-иорке по опыту разведали все эти проделки). Совет вовсе и не желал достичь до залежи, так как знал, что в ней столько же серебра, как в мостовой тумбе. Это навело меня на мысль о тоннеле Джим Тунсенда. Он платил пошлины на одной руде, под названием «Далей», до тех пор, пока не остался без гроша. Наконец, с него снова потребовали плату для прорытия тоннеля в двести пятьдесят футов длины. Тогда Тоунсенд сам отправился на горы, чтобы вникнуть в дело. Он увидал, что залежь обнаруживалась на верхушке весьма остроконечной горы, и там же увидел двух людей, стоящих у проектированнаго тоннеля.