Он увидал, что залежь обнаруживалась на верхушке весьма остроконечной горы, и там же увидел двух людей, стоящих у проектированнаго тоннеля. Тоунсенд, сделав быстро исчисление, спросил этих людей:
— Это вы взялись по контракту прорыть тоннель в двести пятьдесят футов в этой горе?
— Да, сэр.
— Так вы верно знаете, что взяли на себя одно из самых дорогих и трудных предприятий, когда-либо задуманных человеком?
— Как так?
— Очень просто, потому что гора эта имеет всего на всего двадцать пять футов поперек, так что остальные двести двадцать пять футов вам придется устраивать на столбах и покрывать землею!
Совет вел дела серебряных руд весьма темно и сбивчиво.
Мы предявляли требования на разныя права, и на заявленных местах начинали шахты и тоннели, но никогда не приводили в концу ни того, ни другого. Мы принуждены были делать на них некоторую работу, чтобы удержать их за собою, иначе через десять дней другия компании могли завладеть ими. Мы постоянно искали повсюду новыя права, предявляли свои претензии, немного поработаем на них и потом ждем покупателя, который никогда не являлся. Мы ни разу не натыкались на руду, из которой можно было извлечь более пятидесяти долларов с тонны, и так как мельницы брали пятьдесят долларов за тонну работающей руды и за извлечение серебра, то наши карманныя деньги быстро исчезали, а другия пока не прибывали.
Мы жили в маленькой хижине и стряпали сами себе обед, жизнь была тяжела, хотя и полна надежд, так как мы не переставали ждать счастья и появления покупателя.
Наконец, когда мука возвысилась до одного доллара за фунт, и денег нельзя было достать, даже под самое верное обезпечение, не иначе, как по 8 % в месяц (у меня, к тому же никакого обезпечения не было), я покинул рудокопную часть и отправился заняться мельничной. Другими словами, я нанялся простым работником на кварцевом заводе, по десяти долларов в неделю, на готовых харчах.
ГЛАВА XXXVI
Я по опыту уже изведал, какое тяжелое, скучное и медленное дело было копать, чтобы достичь недр земли, где находилась желаемая руда, а теперь я узнал, что копать была только одна сторона этого дела, а что извлекать серебро из руды, была другая; работа тоже трудная и утомительная. Мы должны были вставать в 6 часов утра и находиться при деле до поздней ночи. Мельница эта была о шести толчеях и приводилась в движение силою пара. Шесть длинных, прямых, железных прутьев, толщиною в человеческую ногу, были в нижней части своей утолщены большим количеством железа и стали и скреплены вместе, напоминая род калитки; эти пруты были постоянно в движении, то поднимались, то спускались, каждый отдельно, один за другим, тяжеловесно танцуя таким образом в железном ящике, называемым «батареей». Каждый такой прут или толчея имел шестьсот фунтов весу. Один из нас обязан был стоять около батареи в продолжение всего дня, ломать молотом куски скалы, заключавшие в себе серебро, и сгребать их лопатой в батарею. Безконечный танец толчеи превращал куски эти в порошек, а струя воды, которая по одной капле попадала в батарею, соединенная с этим порошком, составляла белую смесь, напоминающую тесто. Все мельчайшия частицы были пропущены сквозь проволочное решето, которое плотно прилегало и окружало батарею, потом их промывали в чанах, согретых парами, чаны эти называются сортучными чашами. Всю эту массу месива надо было постоянно мешать и шевелить. В батарее находилось всегда большое количество ртути, которая схватывала освобожденныя частицы золота и серебра и прилипала к ним; ртуть клали также в большом размере и в чаны, через каждые полчаса. Множество простой соли и серно-кислой меди прибавлялось время от времени, чтобы содействовать амальгамации, уничтожая таким образом низкие металлы, которые покрывали золото и серебро и не допускали их соединения с ртутью. Вся эта скучная работа лежала на нас. |