|
Вся эта скучная работа лежала на нас. Целые потоки грязной воды постоянно вытекали из чанов, их увозили в широких деревянных корытах и выливали в овраг. Трудно предположить, чтобы частицы золота и серебра могли плавать на поверхности воды, глубиною в шесть дюймов, однако же, оно было так, чтобы изловить их, клали в корыто грубыя покрывала и разбрасывали поперек корыта маленькие riffles, наполненью ртутью. Эти riffles надо было каждый вечер вычищать, покрывала вымывать, чтобы собрать с них драгоценныя частички, но, несмотря на эту предосторожность, одна треть золота и серебра с одной тонны скалы всегда спускалась на дно корыта и выливалась в овраг, чтобы со временем снова быть подобранной для вторичной промывки. Ничто так не раздражает, как молоние серебра. Свободнаго времени никогда не находилось на этой мельнице, всегда что-нибудь да надо было работать. Жаль, что Адаму, выходя из рая, не пришлось идти тотчас же на кварцевую мельницу, чтобы вполне понять всю силу своего наказания «добывать пропитание потом лица».
Ежеминутно приходилось нам в продолжение дня вычерпывать месиво из чана и продолжительное время промывать его в роговой ложке и делать это до тех пор, пока на дне ничего не останется, кроме тяжелых шариков ртути. Если они были мягки и слабы, то необходимо было положить в чан соли или сернокислой меди, или какую-нибудь еще другую химическую дрянь, чтоб помочь пищеварению; если же они были шероховаты, неровны и сохраняли отпечаток пальцев, то значит были нагружены золотом и серебром настолько, насколько способны были захватить того и другого, тогда в чаны клали новый прием ртути. Когда, бывало, другого дела не находилось, то одно никогда не прекращалось, и всегда требовало работы, а именно: «просевать остатки». Одним словом, это означало лопатой сгребать высохший песок, который выливался вместе с грязной водой из корыт в овраг, и бросать его на проволочное решето, стоящее вертикально, чтоб очистить песок от булыжника и приготовить его к новой промывке. Способ амальгамации был не одинаков на всех мельницах, разница состояла в устройстве чанов и в другом механизме и потому мнения были весьма разнообразны, который из способов можно было считать лучшим, но все системы одинаково признавали необходимость в «просевании остатков». Это «просевание» в жаркий, летний день с длинной лопатой в руках, есть развлечение, весьма не заманчивое. К концу недели останавливали весь механизм завода и начиналась «чистка», т. е. вынимали мягкую массу из чанов и из батарей и прилежно смывали всю грязь, пока ничего не оставалось, кроме давно накопившейся массы ртути, содержащей в себе сокровища; этой массе мы давали вид снежнаго кома, тяжелаго и компактнаго, складывали ее для осмотра в блестящия и роскошныя груды. Скатывать комы из этого мягкаго месива стоило мне дорого, я лишился прелестнаго, золотого кольца, конечно, вследствие моего невежества, потому что ртуть, как губка, которая впитывает в себя воду, так ртуть постепенно действует на золото и, кончилось тем, что, разединив между собою частички, кольцо распалось на куски. Мы клали нашу груду ртутных шаров в железную реторту, которая имела трубку, вдернутую прямо в ведро, и накаляли ее. Ртуть в виде паров проходила через трубку в ведро, где в воде обращалась снова в хорошую, чистую ртуть. Ртуть очень дорога и потому ее даром не расходовали. Открывая реторту, мы находили в ней нашу недельную работу — кусок чисто-белаго, как бы инеем покрытаго серебра, величиною, в два раза взятую человеческую голову. Может быть, пятая часть этой массы была золото, но цвет не выказывал этого и не выкажет даже тогда, если две трети этой массы, чистое золото. Мы ее расплавляли, вливали в железную форму в виде кирпича и она обращалась в твердое массивное тело. Вот каким трудным и утомительным способом добывались серебряные кирпичи. Эта мельница была одна из многих действующих в то время. Первая мельница была в Неваде, построенная у Игэн-Кэньон и вела маленькия, незначительныя дела, в сравнении с позднейшими, громадными заведениями, устроенными в Виргинии-Сити и в других местах. |
