Хозяин, господин Майер, живет на улице Гийомен, в большом унылом особняке из тесаного камня. Контора помещается во флигеле и выходит на улицу Соэ. Между двумя зданиями разбит сад.

Господин Майер болеет. Он всю жизнь только и дела­ет, что болеет. У него такой же унылый вид, как и у его матери, живущей вместе с ним и наводящей ужас — бы­вают же совпадения! — на продавщиц магазина «Новин­ка», куда она заглядывает каждый день.

Господин Майер приобрел пакет акций страховой компании, чтобы казаться при деле. Дезире работал в компании еще до него.

Два зарешеченных окна с видом на тихую площадь Соэ. Дверь, обитая крупными гвоздями.

Распахивая ее без двух минут девять, Дезире, надо думать,   чувствует   прилив   горделивого   удовлетворения и вообще становится немножко другим человеком, при­обретает значительность, важность — ведь работа в кон­торе длится девять часов в день, и для него это отнюдь не лямка, которую надо тянуть, не отбывание повинно­сти, не корпение ради куска хлеба, а нечто совсем иное.

Дезире вошел в помещение с зарешеченными окнами, когда ему исполнилось семнадцать и он только что поки­нул коллеж. Там он и умер один перед окошечком, когда ему было всего сорок пять.

Пространство, отведенное для посетителей, отделено перегородкой, как на почте, и оказавшись по другую сто­рону этой перегородки, уже испытываешь приятное чув­ство. Зеленые непрозрачные стекла в окнах создают со­вершенно особенную, ни с чем не сравнимую атмосферу. Еще не сняв пальто и шляпы, Дезире бросается заво­дить стенные часы — он не выносит,  когда часы стоят.

Любую работу он выполняет тщательно и с одинако­вым удовольствием. Руки перед умывальником за дверью моет радостно, с наслаждением. А какая радость — сни­мать чехол с пишущей машинки, раскладывать резинку, карандаши, чистую бумагу!

—   Доброе утро, господин Сименон.

—   Доброе утро, господин Лардан. Доброе утро, гос­подин Лодеман.

Все служащие агентства обращаются друг к другу уважительно: «Господин такой-то». Только мой отец и Вердье по старой памяти называют друг друга просто по имени: они начинали вместе с разницей в какие-нибудь три дня.

Тут мы коснулись трагических событий, на которые моя мама не устанет намекать всю жизнь, попрекая отца отсутствием инициативы.

«Всё, как тогда...»

На моей памяти все попреки начинались с этих трех слов, суливших в дальнейшем потоки слез и приступы мигрени.

—      Все, как тогда, когда тебе надо было выбрать меж­ду страхованием от пожара и страхованием жизни...

Что побудило отца склониться в пользу пожаров? Неужели привязанность к уголку у окна с зелеными стек­лами?

Очень может быть. Во всяком случае, не исключено.

В   ту  пору,  когда  господин  Майер  приобрел  пакет акций, мой отец зарабатывал сто пятьдесят франков  в месяц, а Вердье только сто сорок.

—      Я не прибавляю вам жалованья, но буду платить проценты от каждой сделки, которую вы заключите. Один из вас займется страхованием от пожара, другой — стра­хованием жизни. Вы старше, господин Сименон,  вам и выбирать.

Отец выбрал страхование от пожара — спокойное за­нятие, редкие визиты к клиентам.

А в это время страхование жизни вдруг приобрело не­виданный раньше размах.

Внешне все по-прежнему. В девять мой отец входит в контору господина Майера. Ключ у него. Он остается до­веренным служащим, знает шифр от сейфа, который сам и запирает по вечерам.

А Вердье — обычный служащий, пошловатый, шумли­вый балагур.