– И мне налей, – мрачно попросила Яна.

Диана Викторовна раскладывала по тарелкам тушеную картошку. Сверху укладывала куски жареного мяса в карамельных луковых колечках. В духовке, кажется, пекся пирог. Яр в очередной раз почувствовал себя вышедшим к жилью медведем, которого почему то перестали бояться. Его собственная мать смотрела на него со смесью жалости и страха, словно ждала, что он бросится на нее или выхватит пистолет и выстрелит себе в голову.

Диана Викторовна расставила дымящиеся тарелки, и Яна молча встала и стала расставлять стаканы и чашки. Под каждую чашку она клала подставку в виде зеленого листа, под каждый стакан – салфетку. Движения у нее стали плавными и четкими, явно отработанными за годы. Даже не верилось, что на кухне у этой девушки такая разруха и «страшные кастрюли».

Сергей Степанович в это время принес из холодильника пластиковый лоток с кубиками льда и включил горячую воду.

Все в этом доме словно исполняли ритуал, отточенный и четкий, словно часовой ход.

Кубики с глухим стуком посыпались в хрустальную креманку.

Диана Викторовна раскладывала вилки, и каждой с тихим звоном касалась края тарелки.

Яна разливала чай из большого фарфорового чайника.

Яр прикрыл глаза. Ему мучительно захотелось встать и уйти, не прощаясь. Кажется, он понял, почему Яне было тошно в этом доме.

В своей комнате, холодной и темной, допивая позавчерашний чай из забытой кружки, Яр чувствовал, что все идет, как надо. Мир стал таким после смерти Рады – милосердным, не напоминающим лишний раз, что жизнь продолжается. Он не желал этим людям страданий и, в отличие от Яны, не осуждал за то, что они продолжают есть вкусную еду, пить алкоголь, присланный друзьями, и покупать хорошее мыло.

Только он не хотел греться на их кухне, есть их еду и напоминать себе, что дома его ждет ледяная подушка, позавчерашний чай и вырванное у прошлого «с любовью, твоя Рада».

Но он остался сидеть, потому что Яна просила его помочь, а еще потому что он не успел настолько одичать. Выпил первую порцию чачи залпом, игнорируя лед, медленно оплывающий в хрустале.

Диана Викторовна включила телевизор и тут же выключила звук. Экран мерцал в углу цветными пятнами, словно пятый член застолья.

– А где вы работаете, Ярослав?

– Я обслуживаю портовые краны, – спокойно ответил он. Яру с детства нравились эти металлические монстры, похожие на жирафов, склоняющие голубые головы к маслянистой воде.

– Вот! А я тебе, что говорил, вот это правильно! – неизвестно чему обрадовался Сергей Степанович. – Вот, Янка, хороший парень, руками работает, не то, что твой кудрявый!

– Я не знаю, где работает Лем, – процедила Яна, с ненавистью глядя в тарелку. – Мы с Яром друзья. И с Лемом друзья.

Сергей Степанович подмигнул Яру, а он разглядывал его синий шерстяной пиджак и пытался вспомнить, когда сам в последний раз надевал костюм.

Надежда Павловна была бы довольна. Хоть кто то даже за столом в собственном доме соблюдает протокол.

Мать Рады в последние дни вспоминалась слишком часто.

– Не надо, Сережа, – вдруг тихо сказала Диана Викторовна. – Я узнала мальчика.

Яр молча выпил все, что оставалось в стакане, и криво улыбнулся. Ну вот и пробралась на эту уютную кухню холодная темнота.

– Узнала? – растерялся Сергей Степанович.

– Да, – глухо ответила мать Яны. – Узнала. У вас ведь раньше была борода?

Яр тяжело вздохнул и отложил вилку.

– Да. Была. Я жених Рады Маянской.

Когда наступившая за этими словами тишина стала почти осязаемой, у Яны за спиной заверещал красный таймер в виде яблока.