– А ну притормози! – велела шоферу Никаноровна. – Ванька! Стой, поросенок!

Завидев маму, Ванька наподдал и через секунду скрылся за воротами школьного двора. Никаноровна ринулась за ним.

У крыльца школы уже возвышалась внушительная гора металлолома. Директор торжественно выкладывала привезенный лом на весы и, смотря по обстоятельствам, журила или хвалила добытчиков:

– Николаев! Умничка! Десять килограммов! А у тебя что, Аникин?

– Леечка, – тоненько пояснил худенький первоклассник.

– Даже килограмма не будет! И тебе не стыдно?

Аникину было стыдно. Он потерянно шмыгал носом и жаловался на то, что все действительно ценное и ржавое давно разобрали его старшие братья.

Никаноровна догнала своего отпрыска в тот момент, когда Ванька, поднатужась, выкладывал на весы оградку, которую она приготовила на могилу покойного мужа.

– Ванька, паразит, да что ж ты делаешь?! – крикнула она.

Ванька прижал оградку к груди:

– Маманя! Не отдам! А то мне похвальную грамоту не дадут!

– Я сейчас тебе такую грамоту на заднем месте нарисую – своих не узнаешь!

Тут к Никаноровне подскочил какой то парень.

– Надо отдать! – настойчиво зашептал он. – А то перед иностранцем неудобно.

Никаноровна оглянулась. Это был Миша переводчик. А его американец стоял неподалеку и с интересом наблюдал за происходящим.

– Скажите, а зачем вам столько старого железа? – в удивлении спросил он.

– Партия велела, комсомол ответил: «Есть!» – звонко отозвался Ванька.

– Ты еще не в комсомоле! – оборвала его мать. – Райком распорядился организовать сбор металлолома. Поставил нормативы…

– И все школьники обязаны что нибудь сдать?

«Что он суется, куда не просят? – в сердцах подумала Никаноровна. – А то не знает, что этот металлолом будет гнить здесь три года, пока в городе придумают, что с ним делать!»

– У нас все что нибудь обязаны сдавать государству, – с достоинством произнесла она. – Вот и приучаем подрастающее поколение с детства. Хотите, я вам нашу Доску почета покажу? У нас там такие передовицы есть – закачаетесь! Одна мясо сдает, другая молоко…

– Я бы предпочел с людьми поговорить, – сказал, улыбаясь, американец. – Мне бы хотелось записать ваши поговорки, частушки…

«Этого еще не хватало!» – в испуге подумала Никаноровна.

– Ну, с людьми поговорить – это затруднительно, – нехотя сказала она. – У нас в колхозе все с утра до вечера работают – бездельников мы не держим. Вон за три километра отсюда пасека есть. Там дед Пахом живет, его и расспрашивайте.

Дед страдал склерозом и посему помнил только одну песню: «Какая ель, какая ель, какие шишечки на ней». Так что вреда от него не предвиделось.

Несолоно хлебавши, Алекс и Миша направились назад к общежитию.

– Не знаю, много ли ты тут накопаешь, – проворчал Степанов.

– Накопаю! – беззаботно отмахнулся Алекс. – Можно будет школьников порасспрашивать. Или старушек. Они всегда много чего интересного знают.

Советская деревня удивляла его все больше и больше. Дома – как с открыток девятнадцатого века, люди, отличающиеся от своих далеких предков лишь незначительными деталями одежды (у кого куртка из болоньи, у кого сапоги резиновые)… Заборы, куры, колодцы…

Впрочем, признаки цивилизации в колхозе «Светлый путь» тоже имелись в избытке: центральная дорога была заасфальтирована, у правления красовался белоснежный памятник Ленину, а напротив стоял сельский магазин с плакатом «Причины бытового травматизма» на двери.