41

– Петр Иванович, к вам Двинский. Вы его вызывали?

Казалось, ничто уже не могло удивить Петра. После посещения дома Двинских он вычеркнул эту фамилию из следственного плана, смирившись с роковым совпадением отчества священника с искомым Никаноровичем.

– Проводите его ко мне.

Он старался не гадать, что привело к нему Серафима Васильевича на следующий день после похорон отца, но рой беспорядочных догадок прокручивался у него в голове все пять минут, которые потребовались неожиданному посетителю, чтобы преодолеть расстояние от бюро пропусков до кабинета.

– Извините, я без звонка, – поздоровавшись, заговорил Двинский.

– Ничего, Серафим Васильевич, проходите, присаживайтесь. Удалось кого‑то вспомнить на фотографиях? – попытался угадать Петр.

– Не совсем так. Утром я рассказал матери о вашем визите. Она заставила меня вспомнить события двадцатилетней давности, которые существенной роли в моей судьбе не сыграли, но все же имели место в нашей жизни. Это касается Елахова, о котором вы вчера спросили.

– Елахова?

– Да. Только это вовсе не фамилия. Это название маленького хутора, где родился отец и где на погосте были похоронены его дед, бабка и мать. Там оставался старенький дом, не дом даже – так, избушка на курьих ножках. Мы жили в райцентре, километрах в шестидесяти от Елахова, в городе Днепровске. Отец был настоятелем тамошней церкви, имел приличный дом с отоплением. Может, это лишнее?..

– Да что вы, Серафим Васильевич! Продолжайте, пожалуйста, и чем подробнее, тем лучше.

– Да… Так вот, незадолго до смерти деда отец забрал его к себе. Дед попросил похоронить его на елаховском погосте, и отец пообещал сделать это. Елахов – чудное место в километре от Днепра, избы в хвойном лесу, почти патриархальный уклад. Отец и свой век собирался доживать там. Дед умер 18 ноября 1974 года, но его сын не смог выполнить данного ему обещания: к этому времени Елахова уже не существовало.

– ???

– Неподалеку находился какой‑то военный полигон. Незадолго до смерти деда там произошла очень крупная авария, о которой нигде в печати не упоминалось – о подобных авариях тогда не сообщали, вы знаете. Судя по всему, она была связана с атомом…

– Судя по чему, простите? – уточнил Петр.

– Когда мы пытались проехать туда, нас не пустили. Километров за пятнадцать солдаты в резиновых комбинезонах и противогазах повернули машину назад, по обочинам стояли знаки – радиоактивное заражение местности. Вначале мы думали, что проходят учения, но отец ездил туда и позже, а я в ту пору жил здесь, в Москве, был студентом философского факультета МГУ, где имею честь преподавать в настоящее время.

– Вы никогда больше не приезжали в те края?

– Нет. Да и в доме как‑то нечасто возвращались к воспоминаниям о Елахове – отец наложил табу на эти разговоры. Однажды, будучи проездом в Днепровске, я все же решил туда заглянуть, но место, где находился хутор, было огорожено, там разместилась воинская часть.

– Когда это было?

– Году в восьмидесятом, наверно. Да, именно так.

– Больше вы ничего не знаете? Может быть, встречали знакомых хуторян, слышали что‑нибудь о них?

– Нет, не слышал. Но вот сегодня мать вдруг рассказала, что сразу после смерти деда приходили какие‑то люди и заставили их подписать документ о неразглашении сведений об аварии в районе Днепровского полигона, Родителям выплатили девять тысяч рублей – компенсацию за моральный ущерб, что ли? Изба‑то этих денег не стоила.