Вопреки его ожиданию, Изгорский поднес к глазам очки и на протяжении нескольких секунд внимательно изучал предъявленный документ.
– Вот‑вот, – сказал он удовлетворенно. – Я как чувствовал. Именно в ваших услугах я и нуждаюсь. Скажите, а вы имеете отношение к государственным э‑э… организациям?
– Что вы имеете в виду? Органы внутренних дел контролируют мою деятельность согласно соответствующему положению, разумеется.
– И вы будете обязаны доложить о…
– Юрий Израилевич, – Женька не собирался просвещать этого чудака в области взаимоотношений частных детективов с государственными структурами, – давайте оговорим сразу: если вы совершили преступление и рассчитываете на то, что я буду вас охранять от милиции или контрразведки, то вы заблуждаетесь.
– Нет! Нет, что вы! – замахал Изгорский руками. – Я вовсе не об этом. Но мое дело до поры не может быть предано огласке. Понимаете, если мы с вами об этом не договоримся, то… Как бы это объяснить…
– А вы объясните как есть. Может быть, что‑то не обязательно знать даже мне, но есть ряд вопросов, без ответа на которые я не смогу быть вам полезен. Прежде всего, расскажите об источнике грозящей вам опасности. Кого вы боитесь?
Изгорский потупился. Прошла минута.
– Я жду, Юрий Израилевич.
– Я не могу этого сказать.
– То есть?.. Вы не знаете, кто вам угрожает, и просите защиты?
– Нет… то есть, да.
Женька заглянул в глаза Изгорского и… его вдруг осенило! От этой внезапной и наверняка безошибочной догадки по телу пробежал озноб: перед ним сидел сумасшедший ! Вне сомнения! На занятиях по судебной психиатрии рассматривался подобный казус – кажется, это называлось «депрессивный синдром с бредом преследования». Он мог ожидать чего угодно, но такого?!
– Извините, но в таком случае я не смогу вам помочь, – сказал Женька категорично.
– Постойте! – испуганно воскликнул Изгорский и умоляюще залепетал: – Послушайте меня, пожалуйста, не уходите!.. Дело в том, что я действительно не знаю, откуда исходит опасность. Но она существует для меня очень давно, вот уже много лет. Я никогда ни у кого не просил защиты, да, собственно, мне и не у кого было ее просить, но сейчас… Понимаете, я чувствую, что за мной следят, но я должен, я обязан закончить одну работу, и тогда… тогда мне будет уже все равно.
– Вы боитесь смерти? – забросил Женька наживку, чтобы уточнить диагноз.
– Смерти?.. Видите ли, страх – это всего лишь естественная реакция организма на опасность. Естественная, заметьте, поэтому и мне, смертному, она присуща, как и всем людям. Но я боюсь умереть не вообще, а не закончив того, чему посвятил всю свою жизнь.
Ни в каких других сведениях Женька не нуждался. Старик явно спятил, вообразив себя отцом водородной бомбы, и спешил «завершить дело жизни» под охраной, как подобает носителю государственной тайны. И в органы, разумеется, он обращался, но там его послали… наведя справки у районного психиатра.
– Мне трудно вам объяснить, – закончил Изгорский, уподобившись проколотому резиновому мячу, – за этим стоит слишком многое.
– Вы работаете в интересах государства? – не удержался Женька от сарказма.
– Государства?.. Да, конечно. Даже более того…
– Всего человечества?
– Пожалуй.
– Почему же в таком случае вам не обратиться в Федеральную службу контрразведки?
Изгорский недолго помолчал, потом сообщил заговорщическим тоном:
– Я не могу туда обратиться. |