Мисс Голкомб подождала, пока экипаж не подъехал, и подошла
пожать руку пожилому человеку, бодро выскочившему из кабриолета, как только
спустили ступеньки. Приехал мистер Гилмор.
Когда нас представили друг другу, я стал рассматривать его с
интересом, который мне трудно было скрыть. Ему предстояло остаться в
Лиммеридже после моего отъезда, выслушать объяснение сэра Персиваля Глайда
и своим советом помочь мисс Голкомб прийти к определенному решению. Он
должен был ждать выяснения вопроса о браке и в том случае, если вопрос
будет решен положительно, составить своей рукой брачный контракт, который
бесповоротно свяжет судьбу мисс Фэрли с сэром Персивалем Глайдом. Даже в ту
пору, когда я не знал того, что знаю теперь, я смотрел на поверенного с
интересом, какого никогда раньше не чувствовал ни к одному из незнакомых
мне смертных.
Внешне мистер Гилмор был полной противоположностью нашему обычному
представлению о старых юристах. У него был цветущий вид, седые длинные,
аккуратно причесанные волосы; черный сюртук его, жилет и брюки сидели на
нем безукоризненно; белый галстук был тщательно завязан, и его
светло-лиловые перчатки могли бы смело красоваться на руках какого-нибудь
модного священнослужителя без страха и упрека. Его манеры и речь отличались
отменной светскостью и изысканностью старой школы, а также остроумием и
находчивостью человека, по своей профессии обязанного быть всегда начеку и
во всеоружии. Великолепное здоровье и прекрасные виды на будущее для
начала, а затем безоблачная карьера добропорядочного человека, приятная,
деятельная, почтенная старость - вот мое впечатление в целом от мистера
Гилмора. Справедливости ради надо отметить, что чем дольше и лучше узнавал
я его, тем сильнее утверждался в этом мнении.
Я оставил старого джентльмена и мисс Голкомб у дверей дома, чтобы мое
присутствие не помешало их разговору о делах семьи Фэрли. Они прошли в
гостиную, а я снова спустился по ступенькам подъезда, чтобы побродить по
саду.
Часы моего пребывания в Лиммеридже были сочтены; мой отъезд назавтра
был бесповоротно решен; мое участие в расследовании по поводу анонимного
письма было закончено. Я не причинил бы никакого вреда никому, кроме самого
себя, - на то короткое время, которое оставалось мне, - дав волю своему
чувству и освободив его от того холодного, жестокого запрета, который мне
пришлось наложить на него. Я хотел попрощаться с теми местами, которые были
свидетелями быстротечных мгновений моего счастья и моей любви.
Я машинально свернул на дорожку, проходившую под окнами моей комнаты,
на ту аллею, где вчера она гуляла со своей собачкой, и пошел по милым
следам - до калитки, ведущей в сад, где цвели ее розы. |