Хотя в мисс Мэрдстон не было ничего воздушного, но просыпалась она
вместе с жаворонками. Она была на ногах (подстерегая неизвестного мужчину,
как я и теперь убежден), когда все в доме еще спали. Пегготи полагала, что
она и спит, оставляя один глаз открытым, но я не разделял ее мнения, так
как, выслушав предположение Пегготи, попытался это сделать, и у меня ничего
ее вышло.
Уже на следующее утро она встала с петухами и тотчас же позвонила в
колокольчик. Когда моя мать спустилась вниз к утреннему завтраку и
собиралась заварить чай, мисс Мэрдстон клюнула ее в щеку, - это означало
поцелуй, - и сказала:
- Вы знаете, дорогая Клара, я приехала сюда освободить вас по мере сил
от хлопот. Вы слишком хорошенькая и беззаботная, - тут моя мать покраснела и
засмеялась, как будто ей пришлось по вкусу такое мнение,чтобы исполнять
обязанности, которые я могу взять на себя. Если вы, моя дорогая, дадите мне
ключи, я позабочусь обо всем сама.
С этой минуты мисс Мэрдстон держала ключи в своей сумочке-тюрьме днем и
под подушкой ночью, а мать имела к ним не большее касательство, чем я.
Моя мать отнеслась к потере власти не без возражений. Однажды, когда
мисс Мэрдстон развивала планы ведения домашнего хозяйства в беседе с братом,
одобрившим их, моя мать вдруг расплакалась и сказала, что, по ее мнению, с
ней могли бы посоветоваться.
- Клара! - строго произнес мистер Мэрдстон. - Клара, я удивляюсь вам.
- О! Хорошо вам говорить, Эдуард, что вы удивляетесь! - воскликнула моя
мать. - И хорошо вам говорить о твердости, но будь вы на моем месте, это не
понравилось бы и вам.
Твердость, должен я заметить, была самым важным качеством, которым
мистер и мисс Мэрдстон козыряли. Не знаю, как бы я объяснил это слово в то
время, если бы меня спросили, но, на свой лад, я понимал ясно, что оно
означает тиранический, мрачный, высокомерный, дьявольский нрав, отличавший
их обоих. Их символ веры, как сказал бы я теперь, был таков: мистер Мэрдстон
- тверд; никто из окружающих его не смеет быть столь твердым, как мистер
Мэрдстон; вокруг него вообще нет твердых людей, так как перед его твердостью
должны преклоняться все. Исключение - мисс Мэрдстон. Она может быть твердой,
но только по праву родства, она зависит от него и менее тверда, чем он. Моя
мать - также исключение. Она может и должна быть твердой, но только
покоряясь их твердости и твердо веря, что на белом свете другой твердости
нет.
- Очень тяжело, что в моем доме... - начала моя мать.
- В моем доме? - перебил мистер Мэрдстон. - Клара!
- Я хочу сказать: в нашем доме! - поправилась моя мать, явно
испугавшись. - Мне кажется, вы должны знать, что я хотела сказать, Эдуард.
Очень, я говорю, тяжело, что в вашем доме я не могу сказать ни слова о
домашнем хозяйстве. Право же, я хозяйничала очень хорошо до нашей свадьбы!
Есть свидетели. |