Затем этот негодяй заявил мистеру Уикфилду и сумел это
доказать цифрами, что распорядился указанной суммой (получив общие указания
мистера Уикфилда, как он говорил) для того, чтобы покрыть другие недостачи и
скрыть затруднительное положение фирмы. А потом мистер Уикфилд, совершенно
беспомощный в его руках, якобы уплачивая вам проценты на капитал, которого,
как он знал, не существует, стал, несчастный, соучастником мошенничества.
- И в конце концов обвинил самого себя, - перебила бабушка, - и написал
мне сумасшедшее письмо, признал себя виновным в грабеже и в неслыханных
преступлениях! В ответ на это я как-то утром пришла к нему, потребовала
свечу, сожгла письмо, а ему заявила, что если он когда-нибудь сможет
загладить вину перед собой и передо мной, пусть это сделает, а если не
сможет, пусть заботится о своих делах ради дочери... Если кто скажет мне
хоть слово, я уйду!
Мы молчали. Агнес закрыла лицо руками.
- Значит, мой друг, - после паузы продолжала бабушка, - вы в самом деле
заставили его вернуть деньги?
- Мистер Микобер так припер его к стене, и когда Хип опровергал одно
доказательство, приводил столько новых, что тот не смог увильнуть. А самым
замечательным мне кажется то, что эту сумму он украл не столько из жадности,
которая, правда, у него непомерна, сколько из ненависти к Копперфилду. Он
прямо так и сказал. Сказал, что готов заплатить столько же, лишь бы только
навредить Копперфилду.
- Скажите пожалуйста! - Тут бабушка задумчиво нахмурила брови и
взглянула на Агнес. - А что с ним сталось?
- Не знаю, - ответил Трэдлс. - Он уехал вместе с матерью, которая все
время причитала, умоляла и винилась. Они уехали ночной лондонской каретой, и
больше ничего я о нем не знаю. Разве только то, что, уезжая, он держал себя
нагло и не скрывал свою ненависть ко мне.
Должно быть, он считал, что всем обязан мне не меньше, чем мистеру
Микоберу. Это я считаю комплиментом - так я ему и объявил.
- А как вы думаете, Трэдлс, у него есть деньги? - спросил я.
- Ох, да! Думаю, что есть, - ответил Трэдлс, насупившись и покачивая
головой. - Не тем, так другим способом он, конечно, прикарманил немалую
толику. Но если вы проследите, Копперфилд, его путь, вы убедитесь, что
деньги никогда не отвратят такого человека от зла. Он воплощенное лицемерие
и к любой цели будет идти кривой дорогой. Это его единственное
вознаграждение за то, что внешне он вынужден себя обуздывать. К любой цели
он ползет, пресмыкаясь, и каждое препятствие кажется ему огромным. Потому он
и ненавидит всякого, кто, без какого бы то ни было злого умысла, оказывается
между ним и его целью. И в любой момент, даже без малейшего на то основания,
может избрать еще более кривой путь. Чтобы это понять, следует только
поразмыслить, как он себя здесь вел.
- Это какое-то чудовище подлости, - сказала бабушка.
- Право, не знаю, - задумчиво проговорил Трэдлс. |