Изменить размер шрифта - +
Он вдруг остановился и взял Рылеева за руку.

– Я решился на всё.

– На что? – спросил Рылеев удивленно.

– На всё. Вы давеча спросили, зачем я приехал в Петербург. Вам я открою мою тайну. Я скоро уеду из Петербурга. Я еду в Грецию, к Ипсиланти. Ну, здесь я вынужден проститься с вами, счастлив был познакомиться…

– Если вы имеете досуг, может быть, навестите как нибудь меня до отъезда, буду рад вас видеть. Квартирую я в доме Российско Американской компании.

– Благодарю за приглашение! Завтра же… – Каховский тряхнул руку Рылеева. По тому, как он обрадовался, Рылеев понял, что ему, видимо, некуда деться, но Каховский оборвал себя; его радость была явно неприлична, и он продолжал уже другим тоном: – Завтра я не могу, если позволите, послезавтра ввечеру…

– Пожалуйста, жду вас…

Каховский стал посещать Рылеева. Действительно, в Петербурге у него не было ни родных, ни близких знакомых, он приходил почти каждый день.

Взгляды и высказывания Каховского совпадали с теми воззрениями, которых придерживались, и разговорами, которые велись в доме Рылеева. Может быть, только у Каховского все это было более обдуманно и более систематизированно, чем у многих посетителей рылеевского дома. Правда, Каховский и не претендовал на оригинальность, как то он сказал Рылееву:

– Из большого числа моих знакомых очень немногие были противного со мной мнения…

Когда Рылеев предложил Каховскому вступить в тайное общество, то сказал прямо, что цель общества – свержение императора и введение в России народного правления.

– Согласен, – ответил Каховский и продекламировал из Пушкина:

 

– Лемносский бог тебя сковал

Для рук бессмертной Немезиды,

Свободы тайный страж, карающий кинжал,

Последний судия позора и обиды…

 

Еще в прихожей Рылеев услышал громкий самоуверенный бас, доносившийся из комнат. Рылеев прислушался.

– Начался экзамен. Особенно удивили всех мои познания в математике.

Рылеев вошел в гостиную. Напротив дивана, на котором сидела Наталья Михайловна и прильнувшая к ней Настенька, на стуле сидел невысокий, но ладный морской офицер в щегольской форме.

– Вот Дмитрий Иринархович рассказывает Настеньке, как он учился в корпусе, – сказала Наталья Михайловна.

– Завалишин, лейтенант Восьмого флотского экипажа, – встав со стула, представился офицер.

За обедом Завалишин продолжал рассказывать истории из корпусной жизни: как был им посрамлен учитель географии, как во время учебного плаванья, будучи в Копенгагене, он подружился с наследным принцем и про другие свои успехи.

После обеда Рылеев и Завалишин прошли в кабинет.

– Итак, Дмитрий Иринархович, я вас слушаю, – сказал Рылеев, закуривая трубку и давая понять гостю этими словами, что намерен переменить тон разговора, уместный в обществе дам и детей, но неприемлемый между серьезными мужчинами.

Завалишин принял условия.

– Я писал государю о некоторых своих соображениях, поскольку считаю, что нынешняя политика ошибочна, и для дачи объяснений был вызван в Петербург из плаванья из Америки. Перед рождеством мне официально через министра просвещения адмирала Шишкова было объявлено, что государь хотя и отдает должное проницательности моих идей, находит в настоящее время их неосуществимыми. Однако я был произведен за отличие в лейтенанты, а граф Мордвинов, как он сам выразился, пораженный моим знанием дела и дальновидной предусмотрительностью, посоветовал Российско Американской компании воспользоваться моими идеями в организации американских колоний. Николай Семенович намекнул мне, что посоветует компании предложить мне должность главного правителя колоний.

– И давно у вас был подобный разговор с Николаем Семеновичем? – спросил Рылеев.

Быстрый переход