Наталья Александрова. Альковная тайна содержанки
Аплодисменты смолкли, и зрители потянулись в фойе. Кто просто прогуливался, кто обсуждал голоса солистов. Женщины поправляли перед зеркалом прически и ревниво разглядывали наряды знакомых. Прилично, но несколько старомодно одетый мужчина лет шестидесяти пяти по обыкновению направился в театральный буфет. Дома он практически не употреблял спиртного, считал, что для одинокого человека это прямой путь к алкоголизму, но в театре, особенно в оперном, непременно выпивал бокал шампанского или пятьдесят граммов коньяку. Так сказать, для полноты ощущений. Вот и сейчас он взял бокал с золотистым напитком и направился к свободному столику. Однако не успел он пригубить коньяк, как рядом с ним раздался неприятный гнусавый голос: – Папаша, можно присоседиться? – Присаживайтесь, – машинально ответив согласием, пожилой мужчина поднял глаза. Его сосед выглядел очень странно. То есть, разумеется, на улице или в общественном транспорте он смотрелся бы вполне нормально: короткая стрижка, мясистый загривок, маленькие злые глазки, глядящие исподлобья, кожаная куртка, едва не лопающаяся на широких плечах… такие субъекты сейчас встречаются буквально на каждом шагу, но в оперном театре, на «Тоске» подобный персонаж казался неуместным. Пожилой мужчина невольно отстранился и оглядел соседние столики – нет ли за ними свободного места. – Что, папаша, не нравлюсь? – сосед осклабился, сверкнув золотым зубом, и положил на стол тяжелую руку с короткими, поросшими рыжим волосом пальцами. – Не дрейфь, пробьемся! – Отчего же? – пожилой мужчина постарался вежливо улыбнуться. – Я хорошо отношусь к современной молодежи… особенно если она тянется к культуре. Вот вы, молодой человек, пришли в театр… значит, вам нравится опера? – Не особенно… – признался золотозубый. – Честно говоря, папаша, я эту оперу терпеть ненавижу. Вот опер у меня был знакомый, так я бы его просто голыми руками задушил! Редкая сволочь… – Если позволите, я пойду, – пожилой мужчина начал приподниматься из-за стола. – Кажется, уже был первый звонок… – Не спеши, папаша! – золотозубый положил руку ему на плечо и с силой придавил. – Ты вон, я гляжу, еще бормотуху свою не выпил! Сиди, расслабляйся… – Что вы себе позволяете… – пожилой скосил глаза на короткопалую руку и разглядел на ней лагерные татуировки. Старое сердце тревожно забилось, во рту пересохло. Он взял себя в руки и сильным движением плеча сбросил ладонь уголовника, негромко проговорив: – Остынь, парень! Здесь тебе не дешевый кабак! – Ага, и не зареченский шалман… – вполголоса отозвался парень, криво улыбнувшись. – Что? – Перед глазами пожилого мужчины замелькали цветные пятна, в висках застучало. – Ничего! Сиди, Лабух! Разговор есть! Ему показалось, что свет в зале померк. Сорок лет никто не называл его этой кличкой… он надеялся прожить остаток жизни и больше никогда ее не услышать. И вдруг… как будто приоткрылась дверь в прошлое, и оттуда потянуло холодом. Этот парень… он слишком молод, его тогда и на свете не было… – Привет тебе от Соленого! – проговорил уголовник вполголоса. – Велел спросить, не забыл ли ты его… его и завмага Пал Палыча… Не забыл ли он… Да он скорее забудет самого себя. Умирать будет – непременно вспомнит тот день…
Музыкальную школу он закончил без большого труда, но учиться дальше не получилось. |
