Пелам Вудхаус. Без замены штрафомДживс и Вустер - 6
Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости: — Подсудимый Вустер, — сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), — приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов. — Великолепно! — воскликнул я. — Я готов хоть сейчас. Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе. — Послушайте, Дживс! — крикнул я. — Есть у вас пять фунтов? — Не переговариваться с публикой! — остановил меня судебный пристав. — То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс? — Есть, сэр. — Прекрасно. — Вы что, друг подсудимого? — уставился на него судья. — Его покорный слуга, ваша милость. — Тогда внесите штраф клерку. — Хорошо, ваша милость. Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно! Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи. — Хуже обстоит дело другого подсудимого, — продолжал судья. — Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом. — Нет, позвольте! Я не согласен, — протестовал бедняга Сиппи. — Молчание! — возгласил судебный пристав. — Следующее дело! — бесстрастно объявил судья.
Насколько мне не изменяет память, дело было так. Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив «Ампира». Сиппи выглядел почему-то очень мрачно. — Берти, — говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, — моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску. — Что с тобой, дружище? — Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами — друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал. — Кто же эти друзья тетки? — сочувственно осведомился я. — Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания. — Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом. — Весь мир против меня, — жаловался Сиппи. — Что я могу сделать? Тогда мне в голову пришла гениальная идея. — Вот что, старина, — сказал я. — Тебе нужно раздобыть полицейский шлем. — Шлем? Зачем, Берти? — Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена. — Да, но там внутри голова. |
