– И сколько теперь у тебя самцов? – спросил Эноф.

Реатуру пришлось считать на пальцах, но, даже закончив подсчет, он ответил не слишком уверенно:

– Ну, если учитывать последнего, думаю, мне не хватает еще троих, чтобы было четырежды по восемнадцать.

– Неплохо, – с оттенком зависти произнес Эноф, затем почтительно расширился. – Прошу прощения, отец клана, что задержал тебя и отвлек от того, что ты собирался сделать, – проговорил он и двинулся в сторону замка.

Реатур и не думал сердиться на Энофа за то, что тот отвлек его от скорбного дела, к которому он никогда не относился с энтузиазмом. Хозяин владения притащил труп Байал на тот участок поля, где летающий дом человеков опалил посевы. Он знал, что большую часть загубленных растений пожрут животные‑падальщики, но то, что останется, сгниет и удобрит почву.

Бродячие торговцы и путешественники рассказывали, что где‑то далеко на юге проживает народ, который – летом, по крайней мере – закапывает своих усопших в землю. Там подобный обычай оправдывал себя, поскольку земля размораживалась вглубь почти на рост взрослого самца и оставалась мягкой чуть ли не полгода. Во владениях Реатура и его соседей такой труд с устройством похорон просто не стоил бы затраченных усилий.

Положив труп на пашню, Реатур пробормотал молитву и попросил богов даровать Байал в ином мире ту долгую жизнь, которой ей не довелось насладиться здесь. Добавив к этому краткую просьбу о здоровье отпочковавшихся, хозяин владения расширился в знак последней дани уважения к их матери.

Спустя несколько секунд два его глаза ослепила яркая вспышка темно‑лилового цвета. Реатур едва не выпрыгнул из своей кожи. Сияющие разноцветные круги поплыли перед глазами, даже после того, как Реатур закрыл их – будто в ясный день он взглянул прямо на солнце.

Не сразу сообразив, что к чему, хозяин владения повернул в направлении вспышки еще один глазной стебель и увидел человека, направлявшего на него какой‑то предмет.

– Следовало бы сразу догадаться, – пробормотал Реатур, и тут новая вспышка на время вывела из строя и третий его глаз.

– Хватит! – возопил он.

– Что?

Это и в самом деле был человек с голосом, как у самца. Как у молодого самца. Цветные круги перед теми двумя глазами, которые вспышка ослепила сначала, начали блекнуть, и Реатур решился глаза открыть. Они видели! «Стало быть, я не останусь полуслепым навечно. Таким, как человек… » – подумал Реатур и, ненадолго позабыв о собственном гневе, даже посочувствовал пришельцам.

– Что за вещь? – спросил он, подходя к человеку и указывая на предмет в его руке. Ему пришлось повторить свой вопрос еще несколько раз, прежде чем человек неуверенно спросил:

– Реатур?

– Кто же еще? – пробурчал хозяин владения и вдруг впервые за все время общения с пришельцами задался вопросом: а что если человекам внешность омало кажется столь же необычной, как и их облик – его, Реатура, соплеменникам? – Что это за вещь? – спросил он снова.

Самец по имени Сара – а это был именно он – наконец‑то понял вопрос.

– Фотокамера с мощной вспышкой. Делатель картинок, только с солнцем, – добавил он на языке омало.

– А‑а… – ответил Реатур. Он понятия не имел, каким образом работают человеческие приспособления для делания картинок, но результатами этой работы восхищался. Некоторые штуковины выплевывали картинки сразу – они получались такими же изумительно подробными и точными, как и та, первая, с изображением Странной Вещи, показанная ему человеками в день, когда их летающий дом упал с небес.