План производства кинофильмов был небольшим: два-три фильма о людях труда, ими занимались другие редакции, а литературно-драматическая редакция, то есть я, делала в год один кинофильм, идею которого обычно давал наш начальник, зам. пред. телерадиокомитета Константин Петрович Воронцов.

Ко мне он относился доброжелательно, особенно после выхода моей первой поэтической книжки в Саратове. Он и предложил создать фильм о Димитровграде, сказав, что там есть, что снимать, а первый секретарь горкома партии Георгий Фёдорович Полнов сам увлечённый кинолюбитель и окажет нам помощь в организации киносъёмок.

В середине 1970-х годов Димитровград был уже на несколько голов выше других городов областного подчинения. Город делился как бы на две части: старый город одноэтажной частной застройки и так называемый соцгород, жилой комплекс научно-исследовательского института атомных реакторов, построенный в сосновом лесу по образу новосибирского Академгородка.

Полнов оказался доступным и очень живым человеком. Узнав, что я приехал собирать материалы для фильма о городе, он сразу загорелся идеей.

— Вам ничего искать не надо! — воскликнул он. — Я облазил все чердаки Соцгорода и нашёл несколько точек, откуда открываются великолепные панорамы…

Мы прошлись по улицам, и эти точки он мне показал.

— Георгий Фёдорович! — как можно убедительнее сказал я. — Для фильма нужно снимать НИИАР, без него впечатление о городе будет неполным.

— Хорошо! Я позвоню туда, и тебе помогут.

Атомный институт был в это время закрытым для прессы объектом. Нет, в печати можно было упоминать его название, но до меня внутрь объекта журналистов не пускали, его не фотографировали, не снимали на плёнку. Существовал всего лишь один фотоснимок, опубликованный в «Советской России», где был запечатлён выезд Председателя Совмина РСФСР М.С. Соломенцева из ворот НИИАРа. Я же предполагал показать в фильме всё, что мне разрешат.

У входа в здание управления охрана проверила у меня паспорт и без расспросов указала на кабинет заместителя директора по режиму Шкуро. Это был, по моим понятиям, довольно пожилой человек с резкими чертами лица и в штатской одежде. Коротко изложил ему суть дела, а он в это время рассматривал меня, как рыбак попавшего на крючок малька: выбросить в воду или отдать кошке…

— Добро, — сказал Шкуро. — Директора я тебе не дам, он у меня доклад пишет. Всё тебе покажет и объяснит майор.

И Шкуро указал на худощавого человека в мятом пиджаке, который сидел в сторонке.

Меня удивила ниаровская проходная, сколоченная наспех из фанеры и сухой штукатурки. Майор зашёл в караулку, а я остался в предбаннике и закурил, полагая, что на территории курение запрещено.

Вдруг слышу телефонный разговор по телефону. Кто-то выдаёт в трубку по слогам мою фамилию, год и место рождения. Словом, эти установочные данные улетели в Ульяновский КГБ. Ждём-с!..

Через полчаса появился режимный майор.

— Пошли!..

Мы вошли в производственный корпус, миновали специальный для замера радиационного фона прибор. Я поинтересовался, высока ли его чувствительность. Майор поднёс к прибору часы с фосфорным покрытием циферблата. Раздался тревожный звонок.

Далее мы переоделись в белую одежду и прошли в рабочие помещения, где находилось несколько камер, видимо, свинцовых со стеклянными экранами. В этих камерах испытывались при различных уровнях радиации образцы химических элементов. В основном, работали с металлами. В камерах они подвергались и механическим воздействиям с помощью различных манипуляторов.