Мельников, конечно, вернул Анатолию Бармину писательский билет, сказав, что раз он так серьёзно относится к литературе, то у него со временем напишутся хорошие книги. А я подумал, что побольше бы было таких людей в нашем СП России. Пока же больше двух третей писателей можно отнести к людям случайным, которых ответственные секретари рекомендовали, а секретариат Союза писателей России напринимал в ряды писателей для количества, надеясь, что это придаст организации какой-то вес в глазах властей, которым глубоко безразлично — есть в России «Щедрины и Гоголи», или их нет.

Но вернёмся к Анатолию Бармину. Материально он жил трудно. Работая на стройках, крепко простыл. О его последних днях у меня есть запись дневнике. «12 октября 1988 года. Зашёл в Союз. Смотрю, на доске стихи, посвящённые памяти Анатолия Бармина. Оказывается, умер, похоронили, а я не знал. Последний раз я видел его на собрании несколько дней назад. Он выглядел очень плохо. Сказал, что надо бросить курить. Мы сложились по 50 рублей ему на лекарство. Этой же ночью он скончался. Осталось четверо детей. Бармин, смертельно заболев, перешёл в протестантство. Пасторы обещали ему купить почку для пересадки, но обманули. Это не помешало им совершить над покойником протестантский обряд. Затем Толю отпели по православному.

От всех этих загробных выкрутасов просто оторопь берёт».

Печальные судьбы. Андрей Пчёлкин

К Андрею Пчёлкину судьба, казалось, была благосклонна: ум, красота, здоровье, заметные проблески поэтического таланта, который со временем мог бы вывести его в писатели. В 1988–1991 гг. он работал директором бюро пропаганды в нашем отделении Союза писателей, занимался организацией выступлений писателей в Ульяновске и в районах области. На выступлениях можно было заработать небольшие деньги, а тогда мы были достаточно молоды, и читать стихи, говорить о литературе с людьми было для меня, например, интересно.

Стихи Андрей писал, как все начинающие авторы, неровные, были у него и яркие запоминающиеся строчки и банальности, но в нём можно было почувствовать то, что я называю поэтическим дыханием. Это, когда стихи пишутся не рукой или головой, а всем существом поэта. Это такое сильное чувство, что поначалу оно ввергает поэта в транс и только со временем острота ощущений притупляется. Поэт В. Соколов выразил это в строке: «… Я думал это охлажденье, а это было мастерство».

Заинтересовался А. Пчёлкиным и наш Николай Благов:

— Ну как тебе Пчёлкин?

Я высказался в том же духе, как и написал выше. Благов ничего не сказал. Он вообще ревниво относился к появлению людей, пишущих стихи, и заранее был уверен, что ничего путного они не напишут.

«Уазик» Союза писателей не простаивал, хотя ставку шофёра и сократили, потому что Секретарь Союза писателей СССР В. Карпов с какого-то дуру отдал государству сотни миллионов писательских рублей. Туда же пошли и деньги за проданные автомашины писательских организаций. У нас машина ещё была, и рулил на ней Пчёлкин. И, наблюдая его за рулём, я понял, что Андрею присуще качество, широко распространившееся среди наших граждан, — пофигизм, если не сказать более крепко. Не раздумывая, он подрезал огромный грузовик, гнал машину ночью вслепую и считал, что всё нормально. Меня он побаивался, а с другими не церемонился. Машину вскоре продали, и, думаю, это спасло Андрея от гибели в автокатастрофе.

Как-то мне открылась ещё одна сторона его натуры: он любил своего отца, учёного биолога, который умер в 44 года. Однажды он провёл на могиле отца всю ночь. Видимо, размышлял и говорил с отцом об очень серьёзном и сокровенном.