Скульптор Василий Шеломов

С первых же дней знакомства со скульптором Василием Шеломовым я понял, что он хранит в себе огромный запас внутреннего величия. Это совсем не то, что самолюбие — удел людей мелкотравчатых и ущербных. Величие — это врождённое чувство высокого предназначения, осознание особенного Я. И это чувство позволило ему прожить жизнь как бы вне времени в мире совершенных объёмных скульптурных форм. Оно же подвигло его на создание «Автопортрета», который не просто «голый Василий Петрович», а творческое кредо скульптора.

Шеломов практически не имел комплексов, пожалуй, кроме одного. Сейчас из жизни уходят остатки того героического поколения русских людей, которых можно назвать интеллигентами в первом поколении, первыми в своём крестьянском или пролетарском роду получившими высшее образование. Знания дались им громадным трудом, и они ощущали, что их образованность не полна. Не прочитаны многие великие книги, которые были под запретом цензуры, не изучены итальянские, французские музеи. Они имели большой запас слов на иностранных языках, но не умели сложить их в предложение. Всё это привносило в их существование горький осадок. Это чувство было ведомо и Василию Петровичу, но он его преодолевал своей игрой в опрощение, доходившей иногда до юродства.

После окончания Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина Василий Шеломов приехал в Ульяновск. Это было в 1970 году, в год 100-летия вождя. Мемориал был построен, скульптуры поставлены, а молодому скульптору выделили под мастерскую подвал в полуразрушенной церкви, дали две тонны глины, двадцать мешков гипса и сказали: «Твори!..»

Во все времена скульптор был немыслим без образованного и щедрого заказчика, поскольку скульптура — дело очень дорогое. В 1970-х годах в Ульяновске деньги на скульптуру были, но скульпторы были выведены председателем Союза художников в отдельную резервацию. Им заказывали малоценные работы в дешёвом материале, чтобы они кормились. Существовала и другая сторона дела — понимающий искусство заказчик. Хотя Василий и был признан лучшим скульптором Ульяновска, ни разу за тридцать лет существования его мастерской на улице Гончарова к нему не пришёл директор завода и не сказал, что он хочет видеть возле своего предприятия скульптуру в бронзе, или чугуне, словом в долговечном материале. Вся номенклатура была беспробудно глуха и тупа к изобразительному искусству, и смотрела на художественное оформление построенных зданий общественного пользования как на принудительную обязаловку.

Такое же положение было по всей стране. Существовали два-три придворных скульптора, им заказывались памятники государственного значения, а остальные кормились подёнщиной. Как-то раз Шеломов обронил замечательную фразу: «Мы, скульпторы, должны быть по гроб жизни обязаны писателю Сергею Смирнову, без него мы сдохли бы с голоду!..» И в этих словах была горькая правда. Сергей Смирнов в 1955 году открыл народу подвиг героев Брестской крепости, он выступал по радио с рассказами о поисках героев, и всё это вызвало в народной массе огромный отклик. Каждое село, школа, предприятие стали воздвигать памятники участникам войны, погибшим и живым. Так скульпторам нашёлся непочатый край работы: лепить гипсовых или отливать бетонных солдат.

С точки зрения искусства — это была халтура. Каждый колхоз, каждое предприятие могли бы найти деньги на памятник, выполненный в вечном материале — бронзе, чугуне, мраморе, граните. Это были бы действительно памятники, достойные заслуг героев. Но решили, что «мёртвые сраму не имут», и понаставили по всей стране бетонных мужиков с гранатами и винтовками и плачущих женщин.