.. Но, бесспорно, очень элегантные...
-- Да? Очень рад, если вы не ошибаетесь! -- Несмотря на свое
раздражение, Ризенфельд, видимо, польщен.
-- У него манеры разбойника, -- вставляю я именно те слова, которых
ждет от меня Георг. Мы разыгрываем эту комедию, не репетируя, словно знаем
ее наизусть. -- Или, скорее, пирата. К сожалению, он имеет благодаря этому
успех.
При упоминании о разбойниках Ризенфельд слегка вздрагивает -- пуля
пролетела слишком близко. Но сравнение с пиратом примиряет его.
Что и требовалось. Георг достает бутылку водки с полки, на которой
стоят фарфоровые ангелы, и наливает стаканчики.
-- За что будем пить? -- спрашивает он.
Обычно пьют за здоровье и успехи в делах. Нам пить и за то и за другое
довольно трудно. Ризенфельд слишком чувствителен: он утверждает, что для
фирмы по установке надгробий это не только парадокс, в таком тосте за успехи
таится и пожелание, чтобы как можно больше людей умерло. Можно было бы с
таким же успехом выпить за войну и холеру. Поэтому мы теперь предоставляем
формулировку ему.
Он искоса смотрит на нас, держа в руке стакан, однако молчит. После
паузы вдруг бросает в полумрак комнаты:
-- А что такое, в сущности, время?
Георг удивленно ставит на стол свой стаканчик.
-- Перец жизни, -- отвечаю я невозмутимо.
Этому опытному мошеннику не поймать меня на удочку. Мы знаем эти
штучки. Недаром я состою членом клуба поэтов города Вердеибрюка: мы к
"проклятым вопросам" привыкли.
Но Ризенфельд на меня не обращает внимания.
-- А вы что думаете на этот счет, господин Кроль? -- спрашивает он.
-- Я ведь человек обыкновенный, -- говорит Георг. -- Ваше здоровье!
-- Время, -- настойчиво продолжает Ризенфельд, -- время -- это
неудержимое течение, а не наше паршивое время! Время -- медленная смерть.
Теперь я ставлю стаканчик на стол.
-- Давайте, пожалуй, зажжем свет, -- говорю я. -- Что у вас было на
ужин, господин Ризенфельд?
-- Попридержите язык, когда разговаривают взрослые, -- отвечает
Ризенфельд, и я замечаю, что я чего-то не уловил. Он не хотел нас
ошарашивать, он вполне искренен. Кто знает, что с ним сегодня под вечер
произошло! Мне хотелось ответить ему, что время весьма важный фактор для
того векселя, который ему предстоит подписать, но я предпочитаю допить свой
стакан.
-- Мне сейчас пятьдесят шесть, -- продолжает Ризенфельд. -- Ноя еще
отлично помню то время, когда мне было двадцать, как будто прошло всего
несколько лет. А куда все это девалось? Что происходит? Просыпаешься, и
вдруг оказывается, что ты -- старик. |