Но войдя в пустую деревню, охотники снова рухнули на колени, снова ручьи слез полились из их глаз. Только преследовать было уже не кого, некому мстить. Разве что только себе. Могучий Гаррош целовал худые трупы детей, рыдая. Вождь рвал из своей пасти клыки и проклинал жажду мести, что ослепила его. Ослепила всех орков. В то время, как их дети и жены, искалеченные гнолами и беспомощные, умирали от голода.

Весь следующий день и ночь Гаррош не выходил из кузницы. Грохот ударов молота по металлу разносился на окрестности. Когда на утро вождь вышел из объятий горячего дыма у наковальни на росистый луг, тяжелые железные сапоги сверкали на его ногах. «Больше я не побегу, — сказал вождь своему племени. — Никогда».

Дрорег оставляет машину на улице и идет к широкому приземистому трактиру. Справа от входной двери на фоне темнеющего неба громоздится скопище портовых доков. Море шумит за спиной. Здесь, рядом с пристанью грузовых судов, пахнет солью, потом и гнилыми апельсинами. Последние напоминают Дрорегу о роскошных вилах с апельсиновыми садами, которые он видел за окраиной Джастисвилла. Где-то гниет товар, где-то — душа.

Над входом трактира висит вывеска с надписью «Жирный окунь» и нарисованным скелетом рыбы. Дрорег хмыкает. Ладно, плевать, главное, чтоб меню было честное и вместо рыбы обглоданные кости не принесли.

Только въехав в Брегстон, Дрорег набрал Жамамбу в первой попавшейся телефонной будке и убедился, что утренняя зарядка совместно с соседями только размяла мышцы огра, ничего ему не сломав. Также огр подтвердил встречу орка с «крошкой-пташкой Тодаргой» в восемь.

В небольшом трактирном зале теснятся засаленные столы без перегородок. Дрорег проходит вдоль барной стойки и среди полуголых проституток на стульях сразу узнает «пташку Тодаргу». Не столько по старческим морщинам, сколько по облезлым перьям на крыльях. Крошка Тодарга — гарпия.

«Ночная фея», глядя на орка, слегка наклоняет голову, давая понять, что тоже узнала клиента.

Дрорег же замечает, что на него смотрит не только гарпия, но и разбросанные по трактиру люди-матросы. Орк не торопясь снимает плащ, расправляет его и кладет на согнутую руку так, что рукоять пистолета во внутреннем кармане касается ладони. Затем Дрорег подходит к гарпии.

— Позволь угостить тебя выпивкой, милая.

Шурша перьями по спинке стула, Тодарга поворачивается к нему боком.

— Сегодня клыкастому мальчику не хватает материнской любви?

— Ни в коем случае, — качает головой Дрорег. Тодарга поджимает нижнюю губу и сверкает взглядом — не понимая, почему тупой орк отказывается использовать ее игру как повод уединиться вдвоем.

— Вы слишком милы и красивы, чтобы родить такого уродца, как я, — ухмыляется Дрорег, полностью обнажая обколотый клык.

Гарпия улыбается — и косметика у нее на лице идет мелкими трещинами.

— Я буду виски, мальчик.

— Напиток для настоящей леди, — одобряет выбор орк и поворачивается к бармену. — Два виски.

Рыбу орк не заказывает, хоть и голоден, как Безбожье. Кусок в горло все равно не полезет, слишком нагло матросы смотрят.

Взяв напитки, орк и гарпия усаживаются за свободный стол. Какое-то время Тодарга машет короткими крыльями и смеется с грацией тринадцатилетней девочки, несмотря десятки лет опыта старой шлюхи.