Пусть барды там поют толпой ‑
Им не угнаться за тобой.
Пускай поклонники бы там
За мной ходили по пятам,
Но из твоих выходит слов ‑
Здесь Родрик мне служить готов!
Саксонцев бич, отчизны честь,
Он страх на всех успел навесть,
Но рад провесть денек со мной,
Прервав набег очередной!»
12
«Ты плохо, – старец ей в ответ, ‑
Для шуток выбрала предмет:
Кровавым Родрика зовут,
Над ним не посмеешься тут.
Он в Холируде, я видал,
Вонзил в соперника кинжал,
И расступился молча двор
Перед убийцей. С этих пор
Он страшен – горная страна
Жестоко им покорена.
Мне не хотелось бы опять
Тот день печальный вспоминать,
И все же Дуглас в скорбный день
Мечась, как загнанный олень,
Где отыскал родную сень?
Лишь атаман разбойных сил
Нас в эту пору приютил.
Ты расцвела, и он, поверь,
О свадьбе думает теперь.
Лишь вести ждет из Рима он,
Что брак сей папой разрешен.
Хоть Дуглас, и в чужом краю
Отвагу сохранив свою,
Поныне грозен и силен,
А Родрик красотой пленен,
И ты бы ныне, да и впредь,
Могла б как хочешь им вертеть,
Над ним не смейся, осмелев:
Перед тобой – свирепый лев».
13
«Поэт! – ответила она,
Гордыни, как отец, полна. ‑
Не позабыла я о том,
Чем для меня был этот дом,
Мы честь хозяйке воздаем.
Уже за то ее я чту,
Что приютила сироту,
Что сын ее бесстрашный нас
От короля шотландцев спас.
Мы всем обязаны ему,
И за него я смерть приму,
Всю кровь отдам по капле я,
Но не возьму его в мужья.
Я в монастырь пойду скорей
Влачить остаток жалких дней,
Я лучше за море уйду
Свою оплакивать беду,
Скитаться по миру начну,
В чужую убегу страну ‑
Не назовет меня женой
Тот, кто любим не будет мной.
14
Старик, ты хмуришься опять?
Что можешь ты еще сказать?
Я знаю, он – храбрец, старик,
Но как морские волны дик.
Он честь блюдет, – покуда гнев
Не вспыхнет, сердцем овладев.
Хоть, жизни не щадя своей,
Он за своих стоит друзей,
Он бессердечен, точно сталь, ‑
Врагов ему ничуть не жаль.
Не стану спорить я о том,
Что одаряет он добром,
Какое дал ему разбой,
Свою родню, придя домой.
Но остается стыть зола
На месте шумного села.
Хоть я обязана вдвойне
Руке, отца сберегшей мне,
Но не могу питать любви
К тому, кто весь в чужой крови.
Его достоинствам дано
Лишь показать, что в нем черно,
И озарить дурное в нем,
Как будто молнии огнем.
Еще в младенчестве, пока
Была по‑детски я чутка,
Чуть появлялся черный шлем,
Терялась, помню, я совсем.
Заносчивый, холодный взор
Меня пугает до сих пор.
И если ты, старик, всерьез
Слова о свадьбе произнес,
Страшиться мне пришел черед,
Коль страх и Дугласов берет,
Бог с ним. Поговорить пора
О том, кто был у нас вчера».
15
«Что мне сказать? Будь проклят час,
Когда явился он у нас!
Не зря звенел отцовский меч,
Но чтобы нас предостеречь!
Ведь тот, кто прежде им владел,
Укрывшись тут от ратных дел,
Знал: если меч звенит, дрожа,
Враги стоят у рубежа.
Суди сама – добро ль суля,
Тут был лазутчик короля?
Ужель, последний наш оплот,
И этот островок падет?
Но если даже честен гость,
Умерит разве Родрик злость?
Ты, верно, помнишь до сих пор,
Какой он учинил раздор, ‑
А оттого лишь был он зол,
Что Малькольм в пляс с тобой пошел. |