Вижу, ты отыскал пропажу.
– Да, – подтвердил Камал.
Ему хотелось увести мать к себе, спрятать ее и свой позор, но долг повелевал выдержать до конца. Он краешком глаза взглянул на брата,
стоявшего в глубине зала.
– Ну, леди Арабелла, – продолжала Джованна, – понравился ли вам мой сын?
– Говоря по правде, – улыбнулась Арабелла, – он совсем не такой галантный любовник, как те, что у меня были. Синьоры при
неаполитанском дворе… – Она восторженно вздохнула и передернула плечиками. – …особенно граф… Так искусны в любовных играх, так пылки…
– Лжешь! – зарычала Джованна. – Ты была девственна! Я защитила тебя от насилия, чтобы ты прибыла к моему сыну здоровой и не заразила
его!
– В таком случае, мать, почему ты написала мне, что она шлюха?
Джованна, вздрогнув, обернулась при звуках спокойного голоса сына. Слишком спокойного. Она затаила дыхание, но на лице по прежнему
играла мягкая улыбка.
– Чтобы ты опозорил ее, сын мой, как была опозорена я! Чтобы она испытала то, что ее родители вынудили меня перенести.
– А я считал, мать, – продолжал Камал таким же невозмутимым голосом, – что мы решили не впутывать детей графа и графини Клер в наши
споры и распри.
– У меня не было выхода, – с сожалением вздохнула Джованна. – Граф оказался чересчур трусливым, чтобы приехать в Неаполь, как я
надеялась. Его дочь…
Она осеклась, видя, что Хасан сделал знак ее сыну, и обожгла визиря злобным взглядом, но Камал внимательно выслушал старика и только
потом, выпрямившись, обратился к матери:
– По видимому, мадам, ваше желание исполнилось. Граф Клер прибыл в Оран и ожидает приема.
Джованна закрыла глаза, чтобы не выдать сверкающей в них радости. Прошло почти двадцать шесть лет! И теперь он – ее пленник, тот, кто
бросил ее! Наверное, он стал совсем старым и согбенным, и лицо покрылось морщинами, а волосы поседели. Узнает ли он ее?
Джованна коснулась щеки кончиками пальцев, ощущая тонкие бороздки, навеки врезанные в плоть. Лучше наслаждаться отмщением, чем думать
о желании, все еще мучившем ее!
Энтони Уэллз, граф Клер, остановился на пороге, оглядывая большой зал. Первой он заметил дочь и невольно улыбнулся, увидев гордо
вскинутую голову и безмятежное выражение прелестного лица. Адам только сейчас заверил, что Арабелла жива и здорова, но его
беспокойство исчезло лишь теперь. Оставалось надеяться, что Эдвард Линд херст, потерявший дар речи при виде Рейны, одетой мальчиком и
стоявшей рядом с Адамом, который к тому же обнимал ее за плечи, не взорвется от негодования, пока все не выяснится.
У Джованны зашлось сердце. Время оказалось милостиво к нему, хотя и коснулось ледяным дыханием. Граф был все еще высоким и стройным,
с широкими плечами и без малейших признаков одряхления. Когда то черные волосы были тронуты сединой, но глаза по прежнему оставались
живыми и проницательными. Скоро он будет молить ее спасти его драгоценную доченьку! С каким восторгом она откроет ему, что ее сын
выпорол ее! Как станет наслаждаться его унижением, яростью, беспомощностью!
Граф кивнул дочери, но, когда та хотела броситься к нему, остановил ее властным жестом и шагнул к Джованне.
– Наконец ты явился, – выдохнула она, ненавидя себя за внезапную дрожь в голосе.
– Как видишь, Джованна, – коротко ответил граф, небрежно стряхивая пылинку с рукава безупречно сшитого редингота.
– А твоя графиня? – прошипела она. – Как видно, она с легким сердцем послала тебя на казнь?
К ее безмерной досаде, граф сухо улыбнулся и пожал плечами:
– Собственно говоря, Джованна, моя жена настаивала на поездке вопреки моим желаниям, но, к несчастью, сильно вывихнула ногу. |