–
Арабелла тихо вскрикнула, но граф не обернулся. – Ты видела мою дочь, Джованна. Должно быть, ее лицо напоминает тебе о красоте
Кассандры.
– Она приедет! – закричала Джованна вне себя от боли и ненависти. – Если бы не она, ты женился бы на мне!
– Ты действительно веришь этому, Джованна? – учтиво осведомился Энтони. – Боюсь, графиня, что ваш нрав отражается в глазах и на лице.
Руки Джованны сами собой взлетели к щекам, но смысл издевательских слов наконец дошел до нее, и женщина побелела от бешенства.
– Мой сын растлил вашу дочь, милорд! Взял, как жеребец берет кобылу! Она навеки обесчещена!
Выражение лица графа не изменилось, однако он неспешно повернулся к дочери.
– Ты действительно обесчещена, дорогая?
– Нет, папа, – тихо ответила Арабелла. – Вовсе нет. Клянусь, это не так.
Взгляд Энтони по прежнему оставался бесстрастным.
– Джованна, – начал он невозмутимо, – ты не рассказывала сыну, что вместе с моим сводным братом пыталась убить Кассандру? Что она
была бесчеловечно изнасилована и умерла бы, не подоспей я вовремя? Не объясняла, что я порвал с тобой задолго до того, как привез
Кассандру в Геную, и с отвращением думал о тех днях, когда ты была моей любовницей? Не поведала, что Хар эль Дин захватил тебя и
моего брата в плен, чтобы получить десять тысяч фунтов награды, обещанных мной тому, кто отыщет преступников?
– Неправда! – завизжала Джованна. – Вы лжете, милорд! Лжете, чтобы спасти свою шкуру и драгоценную доченьку!
– Но к чему мне лгать, Джованна? Ты заплатила за свое коварство, а с годами моя жажда мести утихла.
– Но не моя! Убей его, Камал! – вскричала она, протягивая руки сыну. – Он лжет, как лгал всегда! Убей его и эту жалкую девку!
– Матушка, – с трудом выговорил Камал, – Хамил жив.
Джованна потрясенно взглянула на сына.
– Нет, – прошептала она, словно в бреду, – этого не может быть! Мне обещали…
Камал все еще с надеждой смотрел на мать, хотя и слышал признание в предательстве из ее собственных уст.
– Мать моя, – наконец выдавил он, – так это правда?
При виде окаменевшего лица Камала Арабелла ощутила невыразимую печаль. Ей хотелось подбежать к нему, утешить, но она продолжала
стоять неподвижно, пока Камал, едва ворочая языком, выговаривал ужасные слова:
– Ему удалось спастись, так что твои планы убить его сорвались. – Он медленно, словно старик, повернулся к Хамилу: – Брат… время
истины настало.
При виде Хамила у Джованны перехватило дыхание. Он казался все таким же могучим и сильным, и лишь широкая серебряная полоска, идущая
от виска, говорила о пережитых испытаниях. Женщина застыла на месте, не сводя глаз с человека, за чью гибель заплатила золотом.
Человека, в жизни не сделавшего ей ничего дурного.
– Нет… нет… – лепетала она.
– Ах, Джованна, – вздохнул граф, – куда завела тебя твоя ненависть? В Генуе у тебя было все. Ты могла бы выйти замуж, наслаждаться
счастьем и покоем.
Арабелла неожиданно почувствовала жалость к трясущейся женщине, хотя слышала, как отец негромко перечисляет все преступления,
совершенные Джован ной. Подобное казалось просто немыслимым! Неужели это стряслось с ее матерью? Камал выглядел совершенно
раздавленным случившимся, и сердце девушки разрывалось от любви к нему. Она осторожно подалась ближе и сжала его руку.
– Не смей касаться его, шлюха!
Арабелла не успела опомниться, как Джованна с силой ударила ее по лицу. Из рассеченной губы потекла кровь. |