Мне не столько нужен секс, сколько передышка, твержу я себе. Немного времени, чтобы опомниться и решить: герой ли я? тот ли я человек, который нужен для спасения близнецов? Скромность требует ответа: нет. Гордость требует ответа: да. Азарт требует заткнуться и брать, что дают. Делай, что должно, и будь, что будет.

Жизнь близнецов двадцать лет зависела от их стойкости и звериного желания выжить. Сейчас они доверились мне. Однако сам я — совсем не тот человек, которому хотел бы довериться. Я бы себе не доверял. Вдруг я получу то, чего хотел все эти недели, и сбегу, бросив близнецов и Джона на милость случая?

А ведь я их единственный шанс проникнуть на остров доктора Моро, в клинику черно-белого орла, проникнуть незамеченным. Близнецы привлекают к себе внимание везде, где бы ни появились, а Джона, выращенного в том же инкубаторе орлят, небось, даже местные собаки знают… Зато я, незнакомец, могу войти под масонскую сень под видом лаборанта, водителя, электрика, да хоть разносчика пиццы. Вторгнуться в святая святых, дать безумному папаше Кадошу по башке, протащить его, связанного, точно мясной рулет, через десяток постов охраны, засунуть в багажник арендованной машины и привезти на Филиппины. Чтобы в грязной хижине посреди мангрового леса под дулом пистолета этот психопат провел сложную хирургическую операцию разделения близнецов, совмещенную с пересадкой сердца.

Боже, что за глупость, глупость даже по меркам «Бондианы».

— Какой у вас план? — спрашиваю я.

— Не знаю, — честно отвечает Эми.

— Надеюсь, мы не должны ловить вашего папашу за границей и волочь сюда в чемодане? Живым мы его не довезем. Или он разболеется после полета в багажном отделении, лечи потом его пневмонию народными средствами. — Я и не замечаю, как излагаю нарисовавшиеся в моем мозгу картинки. — В избушке на курьих ножках операцию по разделению проводить не будем, нам, то есть вам нужно оборудование не только для операции, но и для долечивания. Чем так рисковать, проще вас обоих зарезать здесь и сейчас.

— Ему надо сценарии писать. Для Голливуда, — хмыкает Эми.

— Для Болливуда, — ворчит подошедший Джон. Святой Джон с кофейником и кружками.

Молча разбираем посуду и в оцепенении смотрим, как льется из металлического носика черный, ядовито-крепкий кофе, один на всех, по хозяйскому вкусу.

Наверняка Эми будет недовольна, отстраненно думаю я, вспоминая высокие шапки пены над ее латте, горы взбитых сливок в кофе по-ирландски, шоколадную крошку на приторном мокаччино. Но Эмилия, похоже, не замечает, что пьет, она отчитывает меня:

— Ян, ты в своем уме? С чего нам красть нашего отца и волочь сюда в багажнике?

— А что делать-то? — отбиваюсь я. — Ехать на место дислокации дорого и сложно, нужна виза, билеты, вписка, отследить наше перемещение проще простого, никакой агентуры не требуется, за вами обоими толпа с телефонами ходит и снимает, снимает…

— Джон, — негромко роняет Эмиль. — Расскажи нам о том человеке, который ведет дела семьи.

— Ты думаешь о том же, о чем я? — искрой по бикфордову шнуру бежит мысль Эмилии. Я не в силах за нею уследить.

— Да.

— Он скоро будет здесь?

— Не совсем здесь. Не на Филиппинах. — Джон дергает щекой, не понять, то ли ухмылка, то ли нервное. — У Кадошей не поместье на государственных землях, у них частный остров. Государство в государстве.

Вот, значит, как. Своя территория, свои люди, свои законы.