Я стараюсь не думать, что семейные евгенические эксперименты могли дать результат и мы бы родились безупречными врожденными гинандроморфами. Вместо этого перечисляю все, что нужно, чтобы уничтожить Кадоша и выжить. Если мне удастся, то остаток жизни я проведу на берегу океана, растворяющего людскую память без остатка. В теплом месте, где исчезает память. И Ян будет там со мной.

— Это ведь ты устроил Сандаана в клуб, чтобы он не торговал собой на улице? — подхватывает Ян. Если мы выживем, ужиться вместе — проще простого: мы читаем мысли друг друга, почти как я с Эмилией. Когда у меня не будет Эмилии, мне понадобится кто-то, читающий мои мысли. — Теперь мальчишка твой информатор?

— Конечно, — признается Джон. То есть не признается, а будто бы удивляется: до вас только сейчас дошло: поход в клуб был не просто развлечением для туристов? Вы еще верите, что я, такой, как я есть, весь из себя Джон, подрядился вас развлекать?

— И что мы должны делать? — Эми в нетерпении, в предвкушении, в огне.

В отличие от сестры, я никогда не любил экстрима. Эмилия с детства втягивает нас в разные авантюры, проверяя собственную крутость, противоположную взрослости. А я стою у нее на пути и не собираюсь уступать дорогу. Привычку выработал — становиться Эми поперек дороги. Сейчас, похоже, самое время сыграть роль шлагбаума с указателем «Ад — ближе, чем тебе хотелось бы».

— Ничего мы в этом бардаке делать не будем! — пресекаю я сладкие сестрицыны мечты. — Мы будем ждать в машине или в бунгало, а может, валяться на койке в клинике, готовясь к операции, но в похищении мы не участвуем!

— Ну Э-э-эм! — ноет Эмилия. — Ну хоть один раз дать папуле по башке можно? Всего разочек-разочек!

— Ага, чтобы у старого хрыча наступила амнезия и тремор? — строго спрашиваю я. — И он в беспамятстве будет нас оперировать? Дрожащими ручонками?

— Все гораздо хуже, чем я думал, — вздыхает Ян, — а я и так думал, что все очень хреново, очень.

— Почему? — хладнокровно спрашивает Джон. — У нас есть деньги. У нас есть богатый союзник. У нас есть надежные информаторы. И пусть за нами ЕСТЬ слежка, ее можно обмануть.

— Предлагаешь насладиться приключением? — интересуется Ян таким тоном, словно непременно оскорбился бы, будь у него на это силы.

— Предлагаю, — улыбается Джон.

Вокруг глаз у него собирается тонкая сетка морщин, которых у Джона больше, чем у людей его возраста. Все они нарисованы солнцем, тем самым, что стоит над нашими головами и, припекая, зовет в далекие, полные акул воды.

Ян

Заполдень, измаявшись от островной филиппинской сиесты, я предлагаю встретиться с Лабрисом на шхуне в открытом море, там, где нет ни слежки, ни чужих ушей, одни только хляби, то есть бездна. Наш спящий агент, очнувшись от дремы в соседнем гамаке, с минуту созерцает кружево пальмовых листьев над собой и, наконец, лениво возражает:

— Тоже мне тайная встреча… Все, что связано с морем, местные узнают на разгрузке: куда плавал, зачем, кто поднимался на борт, сколько пробыл на борту. О встрече сообщат кому надо еще до того, как яхта причалит.

— Ты же местных от цунами спас. И у тебя нет друзей, которые не стукачи? — ворчу я.

— Есть, конечно! — кивает Джон. — Мне многие обязаны, и я собираюсь стребовать долг. — Лицо его каменеет. — С процентами. А значит, незачем впустую транжирить их верность. — Джон глядит на меня, подняв бровь. Видя, что я до сих пор не понял, терпеливо объясняет: — Информацию можно и выбить.