– Половину моего королевства отдам, Пьер. Кто? – прошептал он.

– Еще одно доказательство, последнее доказательство, и тогда я скажу – кто. Мы пропустили эту улику, когда она смотрела на нас. По крайней мере, на меня. И Харденджера. Подумать только, безопасность страны зависит от таких людей, как мы! Полицейские, детективы! Мы не могли бы обнаружить даже дыр в сыре груйе. – Я повернулся к Харденджеру. – Мы только что внимательно обыскали сад. Согласны?

– Согласен. Ну и что?

– Не пропустили ни одного фута, правда?

– Продолжайте, – с нетерпением проворчал он.

– Вы видели признаки недавней кладки? Хижины? Сарая? Беседки? Пруда?

Декоративной каменной стены? Чего‑нибудь?

Он покачал головой, устало глядя на меня. – Ничего. Ничего подобного, – воодушевлялся я. – Тогда зачем, зачем им понадобился цемент, пустые мешки из‑под которого лежат в сарае? Куда он делся? Он ведь не мог испариться! И несколько строительных блоков мы видели. Наверное, это остатки большой кучи таких блоков. Если строительство воздушных замков не было увлечением Макдональда, тогда где может быть наиболее вероятное место кладки?

– К примеру? Подскажите мне, Кэвел.

– Я сделаю лучше – я покажу вам это место. – Я оставил их в кухне, пошел к сараю за ломом или киркой, но не нашел ничего. Потом мне попался ломик. Его достаточно. Взял его вместе с ведром, вошел в кухню, где Шеф и Харденджер ожидали меня, наполнил ведро водой в кухонной раковине и вместе с ожидавшими спустился в подвал.

Харденджер, по‑видимому забывший о висящем покойнике, глухо спросил:

– Что, Кэвел? Собираетесь показать нам, как делаются угольные брикеты?

Неожиданно наверху в холле зазвенел телефон. Мы невольно переглянулись. Звонки к Макдональду могли оказаться интересными.

– Я отвечу, – сказал Харденджер и ушел. Мы услышали его голос, затем он позвал меня. Я стал подниматься по ступеням, чувствуя, что Шеф идет следом. Харденджер передал мне трубку:

– Вас. Не называет своего имени. Хочет говорить с вами лично. Я взял трубку:

– У телефона Кэвел.

– Итак, вы на свободе, а маленькая леди лгать не будет, – доносились до меня глухие угрожающие слова. – Прекратите, Кэвел. Посоветуйте Шефу прекратить, Кзвел. Если хотите видеть маленькую леди живой.

Эти новые синтетические телефонные трубки довольно твердые, иначе я сломал бы трубку в руке. Чуть‑чуть, и сломал бы. Сердце замерло и вновь гулко забилось. Я старался сдержаться и старался быть спокойным. Сказал сдержанно:

– Что вы там, черт возьми, несете?

– Прелестная миссис Кэвел у меня. Она желает вам сказать кое‑что.

После минутного молчания я услышал ее голос:

– Пьер? О, мой дорогой, извини меня... – Голос внезапно оборвался, послышался хрип, и наступила тишина. И снова угрожающий шепот:

– Прекратите, Кэвел. – И после звук опущенной трубки. Я тоже бросил трубку. Руки у меня дрожали, как у малярийного. Потрясение и страх превратили лицо в маску. Тут, видать, и грим сыграл свою роль. Словом, они ничего не заметили, только Шеф спросил:

– Кто это? – вполне нормальным тоном.

– Не знаю. – Я помолчал и сказал машинально:

– У них Мэри.

Рука Шефа уже взялась за дверную ручку, но сразу замерла. Лицо его окаменело. Харденджер пробормотал что‑то непечатное и тоже окаменел. Они не просили меня повторить сказанное, ибо не сомневались ничуть в истине моего сообщения.

– Они требуют от нас прекращения расследования, – продолжал я деревянным голосом, – или они убьют ее.