—       А вы говорите курам, что они едят сво­их собратьев? — спросил Молдер.

Инженер расхохотался, поглядев на Молдера с уважением и симпатией. Видимо, слова агента он воспринял как действительно очень удачную шутку.

— В каждом курином ресторане на столиках стоят таблички: куриная диета, — ответил он.

— Понятно, — пробормотал Молдер, по­косившись на Скалли. Той явно делалось худо здесь, надо было торопиться на воздух. Насто­ящий воздух.

— Вот к этому приспособлению, — инже­нер показал на мясорубку сызнова, — были основные претензии Кернса. Он целую науку тут придумал: мол, кишечные бактерии, кото­рые живут в утробах всех кур предыдущего поколения, плодятся в нашей питательной мас­се, и, когда та идет в пищу следующему поко­лению, оно получает убойные дозы этих бак­терий. Теория логичная, как всякая теория, которую выдвигает дилетант, — но на деле не происходило ничего подобного. Во всем мире мало-помалу устанавливается практика ис­пользования подобных отходов для вторич­ной пищевой переработки. Во всех сферах. И в птицеводстве, и, скажем, применительно к крупному скоту... — он поглядел на часы. Оттопырив нижнюю губу, озабоченно качнул головой. — Простите, мне пора. Моя смена начинается. Очень приятно было познакомить­ся с вами...

Он улыбнулся — холодные глаза, холод­ные! — и пошел к выходу из помещения. Молдер облегченно вздохнул, глянул на Скал­ли — как она, держится? или уже совсем сомлела в этом замкнутом пространстве? В воздухе его, казалось, так и плавали, словно планктон в океане, мельчайшие частицы раз­молотых, полных всевозможными бактерия­ми кишок. Молдер озабоченно думал о Скал­ли, Скалли натужно старалась не смотреть на жижу, и потому отчаянный крик из коридора, куда только что вышел инженер, прозвучал для них совершенно неожиданно.

Дверь из коридора открылась снова, и в нее, пятясь, спиной вперед, вломился какой-то невнятный человеческий ком. Лишь через мгновение оторопевший Молдер понял: ка­кая-то женщина, схватив инженера сзади, дер­жит у самого его горла небольшой, но вполне зловещий с виду, основательно испачканный в крови нож и тянет, тянет Харолда к мясорубке. Лицо инженера было совершенно бе­лым, он даже не пытался сопротивляться.

Из коридора глядели уже десятки пере­пуганных насмерть глаз.

Пистолет словно бы сам собой прыгнул ше­рифу в руку.

Но стрелять было нельзя. Женщина, кидая звериные взгляды вправо-влево, уже заслони­лась от шерифа Харолдом. В ее остекленев­ших глазах плескалось и пенилось безумие.

Скалли отреагировала быстрее всех. Даже не пытаясь применить оружие, она протянула к женщине пустые руки и медленно, мелки­ми шагами пошла ей навстречу, негромко и ровно приговаривая:

— Спокойнее... спокойнее, мисс... Только не делайте, пожалуйста, ему ничего плохого. Расскажите нам, чего вы хотите. Мы все обго­ворим. Все обговорим.

Женщина немного повернулась, чтобы видеть мягко приближающуюся к ней Скалли. На лице ее отразилось мучительное сомнение, и рука с ножом, это не укрылось от Молдера, потеряла судорожную твердость и слегка задрожала. На миг Молдеру показалось, что все обойдется.

Женщина, волоча инженера буквально на себе, сделала к мясорубке еще шаг.

— Не нужно волноваться, — мало-помалу подбираясь к ней все ближе, твердила Скалли. — Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал. Мы не хотим, чтобы пострадали вы. Мы все обсудим. Уберите, пожалуйста, нож.

Взгляд женщины становился нормальным — растерянным, испуганным, страдальческим — но нормальным. Она глядела на Скалли даже с какой-то надеждой. Сейчас она его от­пустит, понял Молдер. Руки женщины нача­ли опускаться — и та, что держала нож, и та, что держала шерифа за глотку.