Изменить размер шрифта - +

     Грангузье  пожаловался  на  это  дону  Филиппу  де  Маре,   вице-королю
Папелигосскому {1}, и услышал в ответ, что лучше совсем ничему  не  учиться,
чем учиться по таким книгам под руководством таких наставников, ибо их наука
- бредни, а их мудрость  -  напыщенный  вздор,  сбивающий  с  толку  лучшие,
благороднейшие умы и губящий цвет юношества.
     - Коли  на  то  пошло,  -  сказал  вице-король,  -  пригласите  к  себе
кого-нибудь из нынешних молодых людей, проучившихся года два, не  больше.  И
вот  если  он  уступит  вашему  сыну  по  части  здравомыслия,  красноречия,
находчивости, обходительности  и  благовоспитанности,  можете  считать  меня
последним вралем.
     Грангузье эта мысль привела в восхищение, и он изъявил свое согласие.
     Вечером, явившись к ужину, вышеназванный де Маре, привел с собой одного
из  юных  своих  пажей,  Эвдемона2  из  Вильгонжи,  аккуратно  причесанного,
нарядного, чистенького, вежливого, скорее  похожего  на  ангелочка,  чем  на
мальчика, и, обратясь к Грангузье, сказал:
     -  Посмотрите  на  этого  отрока.  Ему  еще  нет  двенадцати.   Давайте
удостоверимся, кто больше знает:  старые  празднословы  или  же  современные
молодые люди.
     Грангузье согласился произвести этот опыт и велел пажу начинать.  Тогда
Эвдемон испросил дозволения у своего господина, вице-короля, встал и,  держа
шляпу в руках, устремив на Гаргантюа  свой  честный  и  уверенный  взгляд  и
раскрыв румяные  уста,  с  юношескою  скромностью  принялся  славить  его  и
превозносить: во-первых, за его добродетели  и  благонравие,  во-вторых,  за
ученость, в-третьих, за благородство, в-четвертых, за  телесную  красоту,  а
засим стал в самых мягких выражениях убеждать его относиться к отцу с особым
почтением за то, что отец, мол, сделал все от  себя  зависящее,  чтобы  дать
сыну наилучшее образование. Под конец он обратился к  Гаргантюа  с  просьбой
считать его своим преданнейшим слугою, ибо сейчас он, Эвдемон,  просит  небо
только об  одной,  дескать,  милости:  с  божьей  помощью  чем-либо  угодить
Гаргантюа и  оказать  ему  какую-либо  важную  услугу.  Вся  эта  речь  была
произнесена внятно и  громогласно  на  прекрасном  латинском  языке,  весьма
изысканным слогом, скорее напоминавшим слог доброго старого Гракха, Цицерона
или же Эмилия {3},  чем  современного  юнца,  и  сопровождалась  подобающими
движениями.
     Гаргантюа же вместо ответа заревел как корова и уткнулся носом в шляпу,
и в эту минуту он был так же способен произнести речь,  как  дохлый  осел  -
пукнуть.
     Грангузье до того взбеленился, что чуть было не убил на месте  магистра
Жобелена. Однако вышеупомянутый де Маре обратился  к  нему  с  красноречивым
увещанием, и гнев Грангузье утих. Он велел  уплатить  наставнику  жалованье,
напоить его по-богословски, а затем отправить ко всем чертям.
Быстрый переход