– Вон! – продолжал оратьдоктор на дверь. Все внутри, изодранное тоской, особенно взвыло от этого"красврач", хотя Долгов И. И. неоднократно слышал это обращение ивполне терпел его. Заснул доктор за столом, а проснувшись утром, увидал в окноГлубь-трясину... И еще больше щемило извилины и драло тоской внутренности.

Весьма мрачным сталонастроение у поручика Дронова после рассказа Оли-маленькой.

– Твое личико, Оля, какта тарелочка, по которой яблочко катается, все видно.

– А ваше лицо, АлександрДмитрич, как лицо того Ивана-царевича, который на тарелочке Кащея-бессмертногоувидал.

Рассмеялся Дронов исказал:

– Вот толькоМарьи-Моревны у меня нет, похищать у меня некого.

– У вас нет семьи?

– Не успел я семьейобзавестись. Наши жены – пушки заряжены. Подожду вот, когда ты подрастешь.

– Не говорите такбольше. Нехорошо.

– Да что ж я плохогосказал, Оля-маленькая? Белой завистью будут завидовать твоему мужу.

– Белой зависти небывает. Зависть всегда черная. А я никогда не подрасту.

– Это почему же?

– Потому что нам отсюдане выбраться.

– Ну почему ж,попытаться все-таки можно.

– Не нужно отсюда,Александр Дмитрич, никуда выбираться. Не нужно от Бога убегать.

– А разве желать жить –от Бога убегать?

– Желайте, живите. Здесьживите, не зря же нас здесь Бог собрал. Больше для нас жизни нигде нет.

– Ну уж ты слишком...

– Ничего не слишком.

– Руки у меня чешутсябить я их хочу. Братца, кстати, хочу повстречать. У красных он командирствует,чуть ли не корпусом командует.

– Родной брат?

– Роднее некуда. Ты ввосемнадцатом в Москве была? Вот и мы в Москве были. Они тогда, наверное, всемофицерам в Москве по повесткам предложили явиться на сборный пункт, таксказать, – в Новоспасский монастырь. Явились сдуру. Братец мой предложениепринял. Меня, слава Богу, человек один вызволил, имени не его знаю, помню –поручик тоже, замок в двери нашей сломал, нас в той келье человек двадцатьсидело, ушли мы. А остальных расстреляли. Вот...

– А зачем вы хотитебрата встретить?

Дронов пожал плечами:

– В глаза ему хочупоглядеть.

– Я думаю, на этом вашавстреча не кончилась бы. Не нужно вам его встречать.

– Ты прямо какОля-большая говорить начинаешь.

– Нет, я такая же, как ибыла, и я бы тоже, наверное, если б, конечно, на вашем месте оказалась,встретив, убила бы его. Но не надо, Александр Дмитрич, уходить отсюда, чтобыбрата убить.

– Да и не ухожу яникуда, Оля-маленькая, так, подступает...

– А вы не думайте обэтом, радуйтесь просто, что Бог так явно открыл Себя нам. Что еще нужно?

– Да, пожалуй, чтоничего.

Они молча пошли мимооткрытых дверей келий. В одной из них Дронов увидел сидящего за столомчеловека, одетого в заштопанную толстовку; белые развесистые баки и со спиныбыли видны. Человек обернулся, и поручик увидел меж белых развесистых баковтонкие, гордо поставленные губы и смеющиеся глаза.

– Проходите, проходите,проходите, милсдарь, – сказал человек, – чего ж так, через порог-то?Полюбопытствовать зашли?

– Да простопознакомиться. Если не возражаете. Под одной крышей теперь живем.

– Да хоть и излюбопытства, милости прошу. Любопытство – это здоровейшее человеческое чувство.Человек нелюбопытный есть человек больной, нация, состоящая из нелюбопытных,есть больная нация. Любопытство придумало науку, а отсутствие его выдумалоБога. Эк я вас сразу-то, а?

– Странно слышать такоеот чиновника Синода.