Я почувствовал, что Джен нетерпеливо ерзает рядом со мной. Ей не терпелось убраться из участка и вернуться к своей новой работе в качестве инноватора, расследывающего преступление.

– Итак, вы обнаружили ее телефон, который, как вы утверждаете, принадлежит ей, – я кивнул, как марионетка, – но это еще не является признаком злоумышления или противоправного деяния. Телефон можно просто потерять, выронить, мало ли что. Пока не подтвердится, что она отсутствует двадцать четыре часа, для нас это всего лишь потерянный телефон. А по прошествии этого времени вам следует попросить кого‑нибудь, кто ей ближе, – соседку, родственника или какого‑нибудь другого взрослого, – позвонить мне. Я сохраню вашу информацию в файле.

По выражению его лица я понял, что спорить бесполезно.

– Спасибо.

– И последнее, вы хотите оставить этот телефон здесь, как потерянную собственность, или предпочтете избавить вашу подругу от бумажной писанины, когда она появится, и передадите ей из рук в руки?

Он протянул телефон, давая понять, кто именно избавляется от писанины.

– Конечно, – живо откликнулась Джен. – Мы можем передать его ей. Никаких проблем.

Детектив Мэчэл Джонсон медленно, церемонно кивнул и вернул мне телефон со словами:

– И поверьте, полиция высоко ценит проявленное вами чувство гражданской ответственности.

Глава одиннадцатая

Мы вышли из участка.

– И что дальше?

– Есть только одно место, куда можно пойти, – туда.

– Тьфу ты!

Мы с опаской, перебежками по улице Ласпенард, как коммандос – от угла до угла, добрались до заброшенного дома. Над грудами мусорных мешков, наполовину загораживавших телефонную будку, примостившуюся позади ступеней и дверных проемов, жужжали полуденные мухи.

Это было даже забавно.

Пока мы не заметили их.

Фанерные створки были широко распахнуты, висячий замок раскачивался на цепочке. Грузовик загораживал половину улицы, лапы автопогрузчика, под завязку заставленные коробками с обувью, с завыванием поднимались к кузову.

– Они переезжают, – сказала Джен.

Мы укрылись за отделанной сталью погрузочной платформой, выдававшейся на улицу: солнце нагрело ее, и под пальцами она ощущалась горячей. Мы переговаривались короткими, отрывистыми фразами, как по рации.

– Лысый у двери, – заметил я.

– Там еще двое.

– Вас понял.

– Понял что?

– Что?

Туристы с Сохо, проходившие мимо, бросали в нашу сторону озадаченные взгляды. А чего глазеть – что, никогда не видели шпионов за делом?

Наш лысый друг наблюдал за этой работой с ленивой незаинтересованностью начальника, в то время как женщина складывала коробки на бордюре. Она была одета в стиле, который в нашей среде принято называть «саркастическим футуризмом»: футболка с изображением большеглазого инопланетянина, штаны, словно от лётного комбинезона, с дюжиной карманов, чтобы рассовывать множество приборов, серебристые, блестящие на солнце волосы. Только реактивного ранца для полета не хватает.

Погрузчиком управлял худощавый, мускулистый, очень смуглый парень в кепке дальнобойщика, ковбойских сапогах, джинсах и рубашке‑сеточке, обтягивавшей рельефные мышцы. В более дружеском контексте я бы определил его как гея‑бодибилдера, прикинувшегося для прикола фанатом гонок «НАСКАР», но в компании остальных двоих он больше смахивал на пришедшего на кастинг соискателя роли злодея третьего плана в новейшем мегатриллере.