И уж конечно, в облике не‑Хантера нет ничего, что могло бы связать его с тем Хантером, сотовый телефон которого попал в чужие руки.

Короче, чтобы выследить «антиклиента», мне предстояло превратиться в «антисебя».

Однако настоящий я пытался сопротивляться. Особенно при виде ярлычка с ценой.

– Ого. Здешние пиджачки тянут на тысячу баксов.

– Да, но мы можем в понедельник все вернуть и получить деньги обратно. Модные фотографы все время так делают. У тебя ведь есть кредитка?

– Есть.

Мне этот план – взять вещь с возвратом – казался слишком уж рискованным, но у инноваторов обычно напрочь отсутствует ген оценки риска. Джен в каком‑то трансе бродила по проходам между полками и вешалками, ее пальцы пробегали по материалу дорогущих тканей, совершенно не похожих на все то, что составляло обычную одежду племени жителей Нью‑Йорка.

Остановившись, она покрутила стенд со сногсшибательно дорогими галстуками‑бабочками, и тут ее радар уловил гудение моих натянутых нервов.

– Расслабься, Хантер. У нас еще четыре часа до официального начала вечеринки, значит, пять, прежде чем кто‑нибудь придет. В нашем распоряжении целый день на то, чтобы тебя одеть.

– А как насчет того, чтобы одеть тебя, Джен?

– Я думала об этом. – Она кивнула, вздохнув. – Если мы заявимся вместе, нас будет слишком легко узнать. Так что я поищу, пожалуй, какой‑нибудь альтернативный вариант маскировки.

– Стоп! Разве мы не вместе идем?

– Вот смотри: по‑моему, неплохо.

Она вытащила двубортный пиджак, имеющий фактуру шероховатой гибкой бумаги – блестящая черная синтетика, которая вбирала свет из помещения.

– Вау, супер!

– Ты прав. Как раз в твоем стиле.

Она задвинула пиджак обратно.

– Нам нужно что‑то, что не особо стильное. Не очень броское.

– В смысле? Ты считаешь, что я чересчур выпендриваюсь?

Джен отвернулась от полок и поймала мой взгляд.

– Как раз в меру, – смеясь, промолвила она и двинулась дальше вдоль рядов мужской одежды, предоставив мне размышлять над ее словами.

А кончилось тем, что я задержался перед тройным зеркалом и, увидев себя в нескольких непривычных ракурсах, пришел в ужас. Неужели эта убогая рожа и есть я? Быть того не может, и такой лопоухий! И профиль не мой, и с чего это моя рубашка так измялась на спине?

Лишь потом я обратил внимание на то, во что одет. Выходя на охоту за крутизной, я обычно становлюсь невидимым в вельвете, спортивном прикиде или великолепии сухой чистки, однако сегодня утром подсознательно скользнул в свою реальную одежду. Вельвет без бренда заменили свободные черные брюки, вместо обычной великоватой, цвета высохшей жвачки футболки появилась светло‑серая майка, под открытой черной рубашкой с воротом. Неудивительно, что мои родители это заметили, но они каким‑то манером еще и прочли эти знаки, что вылилось в совершено неожиданный для меня вопрос мамы о Джен, сильно ли она мне нравится.

Неужели я так очевиден для всех? Может быть, я действительно слишком нарочит?

– Я думаю, это подойдет. – Джен появилась за моей спиной, отразившись разом во всех зеркалах.

С одной ее руки свисали вешалки. Я забрал их у нее, словно возвратившись во время, когда мама брала меня за покупками, и точно так же сомневаясь в результате.

– А ты уверена, что нам не следует замаскироваться под официантов или что‑то в этом роде?

– Ага, правильно. Как в «Миссия невыполнима». (Под этим она имела в виду телевизионное шоу, а не кинематографический бренд, так что это название я пропустить могу.