Она привстала, взъерошила мне волосы, проверила угол в зеркале и улыбнулась.

– Посмотри на себя в последний раз, Хантер. Сегодня вечером ты себя не узнаешь.

Глава тринадцатая

– Будет щипать, – сказала Джен.

Так оно и вышло. Еще и жгло.

Кислотный отбеливатель – великий разрушитель. Понимаете, каждый из ваших волосков защищен внешним слоем, который называется кутикулой и содержит пигмент, придающий волосам цвет. Цель осветления заключается в том, чтобы разрушить эти кутикулы настолько, что выпадает весь пигмент. Дело быстрое, но грубое, как содрать или продырявить оболочку. После этого, когда вы продолжаете краситься, часть краски смывается всякий раз, когда вы принимаете душ. Так сказать, вытекает в дырки.

Я знал все это, но только теоретически, потому что всегда подкрашивал волосы темнее, а не осветлял. Так что когда Джен начала втирать мне в волосы кислоту консистенции зубной пасты, я оказался к этому не готов.

– Жжется!

– Я предупреждала.

– Да, но… ой!

У меня было ощущение, будто тысячи комаров впились в мою голову. Как будто мои волосы подожгли.

– Ну как?

– Как будто… кислоты на голову налили.

– Прости, я использую раствор максимальной концентрации. Нам нужно быстрое и радикальное преобразование. Но не бойся, в следующий раз будет не так больно.

– В следующий раз?

– Ага. После первой процедуры осветления кожа будет уже не такой чувствительной.

– Отлично, – кисло пошутил я. – Давно мечтал избавиться от некоторых тамошних нервных окончаний.

– Тяжело в учении, легко в бою.

– Как в бою – это точно.

Она накрыла мне голову куском алюминиевой фольги, сказав (бодрым тоном), что так будет горячее, но это нужно для ускорения химической реакции, после чего вытащила еще один стул и уселась напротив меня.

Мы находились на кухне у Джен, маленькой, но явно представлявшей собой рабочее место знатока поварского дела. Кастрюли и сковородки свисали с потолка, слегка звякали на ветерке от вытяжного вентилятора, который работал, чтобы удалить запах осветлителя. Недавно приобретенный наряд не‑Хантера стоимостью в две тысячи долларов висел среди сковородок все еще в пластике, дававшем слабую гарантию того, что оплата моего следующего счета по кредитной карте не убьет меня.

Джен жила здесь вместе со своей старшей сестрой, которая пыталась пробиться на поприще шеф‑повара десертов. Многие из почерневших чугунных сковородок наводили на мысль о бисквитах с миндальными орехами и кокосом и о маленьких тонких сладких пирожных. Имелся и набор сит для просеивания муки до состояния тончайшего порошка.

Кухня была в стиле ретро, а может, ни в каком не стиле, а просто старая. Стул, на котором я сидел, представлял собой винтажный образец из винила с хромом, под стать зеленому в золотую крапинку столу из огнеупорной пластмассы «Формика». Холодильник тоже относился к эпохе 60‑х годов, с ручкой из нержавеющей стали в виде гигантского спускового крючка.

Кислота мало‑помалу разъедала мой скальп, и наконец я поймал себя на том, что мне отчаянно нужно отвлечься.

– А давно у твоей сестры эта квартира?

– Это еще от родителей, они здесь начинали. Мы все жили здесь, пока мне не исполнилось двенадцать, но они сохранили ее и после Дня Тьмы.

– Дня Тьмы?

– Когда мы переехали в Джерси.

Я попытался представить себе, как здесь проживала целая семья, и к неприятному ощущению растворения скальпа добавился противный звоночек клаустрофобии. В стороне от кухни были две маленькие комнатки с окнами в вентиляционную шахту. И это вся квартира!

– Вы здесь вчетвером жили? Но после такой тесноты Нью‑Джерси должен показаться неплохим местом.