– Привет, Мэнди.
– Только что провела телефонную конференцию. Ролик пойдет в эфир в конце недели, без изменений.
– Поздравляю.
– Я рассказала клиенту о том, что вы выдали, ты и твоя подруга.
Я открыл было рот, сказать, что это вовсе не моя идея, но толку от этого все равно бы не было. Поэтому я проглотил слова.
– Они заинтересовались, – невыразительно произнесла Мэнди.
По соседней колее с грохотом несся поезд – в разговоре последовала десятисекундная пауза. Джен все это время смотрела на меня, все так же морщась, словно от дурного запаха. Я изобразил на физиономии сконфуженную улыбку.
Состав, громыхая, унесся в свою нору. Разговор продолжился.
– В каком смысле «заинтересовались»?
– В прямом, Хантер! Заинтересовались в смысле «заинтересовались». Обрадовались оригинальной идее. Оригиналы, знаешь ли, в цене.
– Эй, Мэнди, нет причин переходить на личности. Я просто делаю снимки.
– Слушай, я серьезно. Их заинтересовало то, что ты сказал.
– Но не настолько, чтобы внести изменения в ролик.
– Нет, Хантер. Не настолько, чтобы взять да и переснять весь клип стоимостью в два миллиона долларов. Но есть одно обстоятельство, как раз требующее нестандартного подхода.
– Неужели?
Я бросил на Джен озадаченный взгляд.
– Что за обстоятельство?
– Оно возникло на прошлой неделе, Хантер. Дело несколько странное. И серьезное. Короче, по телефону не расскажешь, лучше тебе самому все увидеть. Только уговор: держи все в секрете. Как насчет завтра?
– Нормально, только это ведь не я…
– Встретимся в одиннадцать тридцать в Чайна‑таун, на углу Лиспенард и Чарч, сразу за каналом.
– Ладно.
– И, конечно, приводи свою новую подругу. Не опаздывай.
Мэнди отсоединилась. Я сунул телефон в карман.
Джен прокашлялась.
– Ну что, тебя из‑за меня вытурили?
– Кажется, нет.
Я представил, как Мэнди встречает меня в Чайна‑тауне, хватает за шею и топит в Гудзоне.
– Я бы даже сказал – определенно нет.
– Что же она сказала?
– Я думаю, мы получили повышение.
– Мы?
– Да, мы. – Я кивнул, поймав себя на том, что улыбаюсь. – И завтра нам предстоит работенка. Займемся?
Глава четвертая
– Ты руки мыл?
Отец задавал мне этот вопрос за завтраком каждый день, с тех пор как я научился говорить. А возможно, еще раньше. Он эпидемиолог, то есть изучает эпидемии, короче, проводит уйму времени, таращась на пугающие графики распространения всякой заразы. Эти графики, которые все выглядят практически одинаково – как след набирающего высоту истребителя, – заставляют его очень беспокоиться из‑за микробов.
– Да, я помыл руки.
Каждое утро я демонстративно произношу эти слова тоном робота, но до него мой протест не доходит.
– Рад это слышать.
Мама, наливая мне кофе, украдкой улыбается. Моя матушка – парфюмер, составляет из простых запахов сложные ароматические комбинации. Ее духи продают в магазинах на Пятой авеню, один раз на меня повеяло, кажется, чем‑то таким от Хиллари Дефис. Это настораживало.
– Чем сегодня занимаешься, Хантер? – спросила она.
– Собирался отправиться в Чайна‑таун.
– О, а разве Чайна‑таун сейчас в струе?
Ладно, я не обижаюсь. Конечно, предки считают мою работу фигней. Как и большинство родителей, они вообще не просекают, что это значит – в струю. Просто не верят, что это может быть чем‑то серьезным. |