Эх, был бы у меня прибор ночного видения!.. Я включил дворники, смахнул капли со стекла и всмотрелся в бинокль. Три или четыре черных силуэта отделились от катера, кто‑то с борта подал им тяжелый предмет… его подтащили к берегу и… поставили на ноги, в самом прямом смысле: предмет оказался человеком. Слева в заборе отворилась потайная калитка – буквально в пяти метрах от воды, через несколько секунд катер отвалил, и снова никого не стало. Я даже не врубился, что произошло, – так быстро и слаженно сработали ребята. По‑моему, все‑таки человека протащили волоком – то ли он не хотел идти, то ли не мог.

Дальний угол двора, видный мне с пригорка, карниз дома и кромка кровли осветились на мгновение – отворили дверь или светанули фонариком, – и опять тишина.

Ночь. Улица. Фонарь. Телефон!..

– Частное бюро детективных услуг «Шериф»!

– Женя, это Викентий, – послышался спокойный голос.

Я едва не подпрыгнул! Черт возьми, как хорошо, оказывается, когда во Вселенной, кроме тебя, есть кто‑то еще!

– Сейчас мы проверим твой телефон. Я жду на платформе Левобережной на северо‑западе. Если не встретимся – значит, выбрасывай его ко всем чертям!

2

Через час пятьдесят мы встретились, еще через сорок минут сидели в деповской столовке на Путейской. Маленький инцидент произошел при пересечении Кольцевой, но я его спровоцировал умышленно – заготовив тридцатник, превысил скорость на посту ГАИ, чем привлек внимание неподкупных сотрудников и, пока расплачивался с ними, дал возможность проскочить Викентию.

– Что же ты мне сразу не сказал про этого Беса? – спросил я, покончив с двойной порцией горячего украинского борща.

– А зачем? – пожал плечами Решетников. – Ты бы этого все равно проверить не смог. – Он от борща отказался, лениво ковырял вилкой котлету. – Панафидиха мертва, Мезин мертв. Причастность Майвина к этим убийствам доказать нетрудно. Времени у нас не много в отличие от фактов.

В столовую вошли два железнодорожника, мы живо переглянулись, но тревога была напрасной – ребята оказались с маневрового тепловоза, это было видно и по одежде, и по рукам: самым отпетым операм такого не изобразить.

– Все зацикливается на Илоне, – понизив голос, сказал Викентий.

– Согласен. Только ты на ней не зацикливайся. Я знаю, где она.

Он поднял на меня изумленный взгляд, хотя изумление и даже простое любопытство было совершенно несвойственно этому человеку.

– На даче полковника Кошица.

– ???

– В три часа ее привезли туда на катере. Либо они слушают разговоры Майвина, либо кто‑то из его хваленой службы безопасности работает на них. Они перекрыли дорогу «скорой», перебили охрану, забрали Илону…

– И врача, – вставил Решетников.

– Может быть, – подумав, согласился я. – Потом отвезли ее к тому месту, где ждал катер, остальной путь проделали по воде до Румянцева. Тебе о чем‑нибудь эти маневры говорят?

Решетников облизал вилку, почесал ею за ухом, завернул в салфетку недоеденную котлету.

– Только о том, что операция «Шейх», как ты говоришь, проводится без ведома гэбэшного начальства. Группа полковника Кошица ведет свою игру, в противном случае они получили бы санкцию…

– В противном случае Ямковецкий был бы в розыске. Пойдем‑ка отсюда, Викентий. Здесь хорошо, но пахнет керосином.

Мы вышли во двор, перешли через «железку» к конторе депо. Стояла теплынь, заря занялась, небо было прозрачно, как намек. Мы сели в «сапфиру», лохматый зарычал спросонья, но получил от Викентия котлету и успокоился.