Изменить размер шрифта - +
И ни в какую Василису против меня не выставлял. Нет – и все!.. Тридцатою декабря – последние бои в цирке. Афиши повсюду, реклама в газетах, распродажа билетов. Новый год, все елки несут, подарки, конфеты, Санта‑Клаусы со Снегурками народ зазывают. Ставки на тотализаторе – по миллиону «деревянными» минимум, а в основном, подпольно – сам понимаешь. Победителю – все, проигравшему – треть, но меня поражение не устраивало не из‑за денег. Я так себе слово дала, проиграю – в петлю! Хочешь верь, а хочешь не верь. Жить так больше не могла, особенно после появления Домны. Ну ладно. На тренировках я делала все, как тренеры велели, никого не ломала – тактику такую выбрала, чтобы ничем не обнаружить своих намерений. Даже на «Рожу» запретила себе обижаться – что попусту нервы рвать. Тридцатого собралась, сосредоточилась – помолилась даже, веришь, нет?.. Народу пришло очень много, зал не вмещал. В основное всякие крутые с бабами на импортных тачках. У меня к тому времени уже тачка тоже была – «жигулъ‑восьмерка» новый. Короче, потянули жребий – для пипла, само собой, а я уже знала, и пипл знал, что выставит меня напоследок Любарский с Домной. Только Домна, не будь дура, возьми и не явись. Вот так! Отказалась в последний момент. Вроде, говорили, даже в больницу легла, чтобы не подумали, будто она сдрейфила. Выставили против меня Варьку по кличке Бомбовоз, круглую такую, одни мышцы. Сильная девка, тоже может психануть. В общем, если Домны не считать, мы с Варькой Бомбовозом на одном уровне были, хотя я ей не уступала. И я расслабилась. Теперь думаю, не надо было так в спортзале выкладываться, надрываться. А потом все эти нервы, весь настрой и жуткое, непроходимое одиночество – волком вой! Никого рядом, никого. Ну, думаю, Варьку‑то Бомбовоза я сделаю! И не сделала. Укололи Варьку амфетамином. Мне этого никто не говорил, но я знала, что деньги делают свое, и Любарский или кто из тренеров крутым пообещал, что победа за ней будет, за долю, конечно, пообещал. Ползала на нее поставило. Я когда ее увидела – озверевшую, глаза молнии мечут, аж трясет всю, – сразу поняла, что ее укололи. Мне тоже такие вещи предлагали делать раньше, но я наотрез отказывалась. Эйфория, знаешь, проходит, а потом хоть на стенку лезь. К тому же тесты на допинг брали, вышвырнули бы в два счета… Да… Расслабилась я тогда. Долгий был поединок, вначале, как положено, заводили толпу, а потом и сами заводиться стали, потеряли контроль, позабыли обо всем на свете – какие уж там приемы! Вот когда кетч стал боем без всяких правил!

Никто нас не останавливал, давали пиплу насладиться, удовлетворить свои животные инстинкты. Звери все‑таки люди, Решетников. Любят, когда кровь рекой. И, что интересно, особенно когда женщины. Такого рева, такого ажиотажа ни на одних соревнованиях по карате среди мужчин не увидишь! В общем, я проиграла. Получается, два раза проиграла: Домне и Бомбовозу. Ох и радовалась же она, и толпа кричала, на арену рвалась, девки выбежали, Любарский и тренеры возле нее в кучу сгрудились и давай качать, цветами забрасывать. Победителей не судят, побежденных не вспоминают. Я пошла в душ, потом оделась, не помню как, и поехала домой. Ехала сама не своя. Завтра Новый год. Знаешь, как я этих новых годов боялась? С детства. Это ведь ненормально, правда? Когда ребенок – пусть даже очень некрасивый, но все равно ребенок – боится Нового года? Потому что знает, что будет один, всегда один. Даже если дадут подарок с конфетами – он будет есть эти конфеты в одиночестве, и они будут казаться ему горькими. Ехала я по Москве, украшенной новогодними огнями и елками, нарядной, снежной. Дороги перед собой не видела. Слезы меня душили, огни все эти сливались в одну яркую полосу. В общем, до дома в ту ночь я не доехала – на углу Кибальчича и Корчагина проскочила светофор… во всяком случае, так в протоколе потом написали… и врезалась в джип.

Быстрый переход