Теперь из рассказанной Рябчиком басни оставались трое: Козел, Бугай и Телка. Найти за оставшееся время не то что спаниеля, а даже мраморного дога было нереально; зато можно было успеть поймать какого‑нибудь «дворянина» и обучить его откликаться на кличку Боря. И даже стоять на ушах.
Моей карьере дрессировщика помешал неожиданный звонок.
– Бюро детективных услуг «Шериф»! – имитируя усталое достоинство комиссара Мегрэ, сказал я в трубку.
– Извините, я ошибся номером, – ответил абонент ломающимся голосом подростка.
Я докурил «верблюда», погасил в пепельнице окурок, придя к выводу, что в жизни всегда есть возможность вернуть деньги клиенту. Новый звонок упредил попытку сыграть отступного.
– Слушаю, Столетник! – на сей раз я решил быть скромнее.
– Евгений Викторович! – почти прокричал в трубку тот же голос. – Это Слава Васильченко!..
– Кто?..
– Слава… Васильченко… Вы вчера велели мне дежурить на «птичке» на Калитниковской…
– Славка! – неизвестно чему обрадовался я, только что вспомнив о четырнадцати помощниках, разосланных по всей Москве. – Ну, что там у тебя?!
– Я его нашел! Точь‑в‑точь копия этого, на картинке из атласа!
– Где ты его нашел?
– Здесь, возле забора стоит мужик и продает. Двести долларов просит.
Разговор я продолжал уже в пути, выжимая из «ягуара» все соки:
– Я еду, Слава! Еду уже! Держи его! Обещай двести десять, двести двадцать… и так далее!.. Через пятнадцать минут буду!
– Понял я, понял!..
«Ну вот! Значит, не зря! Значит, есть на Земле справедливость!» – мчалась перед капотом «ягуара» моя душа, уверенно ведя меня в сторону от старого Калитниковского кладбища. Где‑то на Авиамоторной снова заверещал телефон:
– Столетник слушает!..
– Евгений Викторович, здрасьте, это Коля Полищук говорит!
– Коля… Полищук… Слушаю, Коля!
– Я его нашел! С двумя рыжими пятнами на голове, между ними – ромб белый, бленхейм, кавалер – все сходится!
– Где?! – выкрикнул я, насилу уйдя от лобового столкновения с собственным ангелом‑хранителем.
– Да здесь же, на Тишинке, куда вы меня послали…
– Сколько?
– Она точно цену не называет, я так думаю, ворованный он – сама не знает. И документов нет.
– Так, Коля! Держи ее на прицеле. Будет уходить – спроси адрес, если станут перекупать – торгуйся, пока я не подъеду.
Два бленхейма за те же деньги – это уже перебор. Я же не стахановец, едрена корень. На ближайшем перекрестке я в полной мере испытал, что такое раздвоение личности, но тут же успокоил себя – появился шанс из двух Борь выбрать более дешевого.
– Алло, Евгений Викторович, – раздался в трубке третий голос, – это Вадик Головачев! Я тут на Варшавке, есть то, что вы ищете: кобель восьми лет окраса бленхейм…
– Откуда известно, что ему восемь лет?
– У него паспорт есть, хозяин показывал. Задешево отдает – полтинник просит. У меня есть. Брать?
– Как его зовут?
– Лордом зовут.
Паспорт, конечно, мог быть куплен в любом клубе, а кличка вымышлена: какой же хозяин станет продавать восьмилетнего пса? Двести долларов или пятьдесят – разница. Что делать?
– К нему уже подходили, приценивались, – торопил Головачев.
Если бы было наоборот и путь мой лежал от дешевого пса к дорогому! Но я находился в двух кварталах от Калитниковской «птички». |