Голодный пес безропотно пошел за ним, и я слышал, как снова лязгнул ригель, звякнула цепочка, а потом все повторилось в обратном порядке.
– Нельзя ли и меня за дверь? – попросил я. – От воблы заранее отказываюсь.
– А ты сядь, – властно приказал загорелый, словно я уже вступил в его партию или был должен ему три рубля. Дождавшись, когда я сяду на скрипучий венский стул, он спросил: – Кого обмануть хотел, Пинкертон?
Я перевел взгляд на Илону, но она молчала, сдерживая улыбку.
– Я никого не обманывал, – голос мой был окрашен такой искренностью, что, услышь его, Сара Бернар восстала бы из гроба от зависти. – Я выполнил поручение клиентки.
Загорелый перевел взгляд на Илону, она нехотя встала и направилась к двери в соседнюю комнату. Облегающие джинсы и легкая, ниспадающая складками блузка обозначила ее фигуру, при первой нашей встрече скрытую под замысловатым платьем прошедшей эпохи; такой фигурой мог бы похвастать мужчина – диспропорция плеч и бедер выдавала в ней бывшую пловчиху или спортивную гимнастку. Она широким театральным жестом толкнула дверь:
– Боря, ко мне! – скомандовала надтреснутым голосом.
В ту же секунду что‑то тяжелое спрыгнуло с кровати, и в гостиную вошел первосортный кобельеро, всем своим видом источавший чистоту породы: крупный, гармонично сложенный, с компактными, хорошо оброслыми лапами. Я сразу понял, что похожесть и идентичность – вещи суть разные, и отобранная у тишинской Дианы шавка имеет с благородным сэром Чарлзом гораздо меньше общего, чем мне казалось.
– Он вернулся, – усмехнулась Илона и, усевшись в свое уютное кресло, добавила: – Вчера вечером.
Я положил ногу на ногу, достал пачку с верблюдом и закурил.
– Он никуда не пропадал, – сделал вывод, переключившись на загорелого.
– Да? – спокойно отреагировал он на такое мое заявление. – И когда же ты это понял?
– Когда увидел воблу на вашем столе.
Он испытующе посмотрел на меня, потом скользнул взглядом по членам «семьи», включая отвратительно выхоленного Борю, и показал несостоявшемуся бармену кулак с опущенным вниз большим пальцем. На языке завсегдатаев гладиаторских боев такой жест означал «Убей!», но по прошествии двадцати веков он, слава Богу, приобрел другой смысл, и крепыш с двухдневной небритостью на скуластом лице жестом фокусника подал мне откупоренную в воздухе банку «Хольстена». Я решил не отказываться: если он надумает повторить этот жест в его первоначальном значении, так хоть пивка попью напоследок.
– Ты взял тысячу двести баксов и привел плешивого Тузика вместо этого красавца, – констатировал загорелый, решая, что со мной делать дальше.
– Я?! – пришлось дотянуться сигаретой до пепельницы и слегка разворошить кучку пепла от сгоревших документов. – Когда?
Сквозь общий смех послышался голос, в котором я не сразу узнал свой собственный:
«– …услуги стоят шестьдесят долларов в час. Думаю, я дороже, чем кавалер, кинг, чарлз, спаниель и Боря, вместе взятые!
– Сейчас шестнадцать часов, папа приезжает завтра в полдень. Итого у вас – двадцать часов. Здесь – одна тысяча двести долларов. Пересчитайте, пожалуйста. У него на голове два рыжих симметричных пятна…» – миниатюрный диктофон со встроенным сверхчувствительным микрофоном в руке Илоны замолчал.
Такая запись доказательством получения денег быть не могла, что я и обозначил соответствующей мимикой.
– А мне не нужны доказательства, – сердито сказал загорелый, поняв, что ошибся в расчетах моей глупости. – Я на тебя в суд подавать не собираюсь…
– Спасибо. |