|
Как‑то вечером перед закрытием Ирочку пытались втащить в «Волгу» три подвыпивших азербайджанца. С ними ей ехать почему‑то не хотелось, она стала упираться, и в этот момент я вышел на Арбат покурить. Азеры вели себя нагло еще за столиком, я чувствовал, что рано или поздно придется призвать их к порядку. Одному я сломал челюсть, другому вывихнул руку, а третьего запихнул в багажник. Когда подъехала ПМГ, все было кончено – Ирочка села в «Шевроле» и укатила с тремя грузинами, а меня на следующий день вышибли из «Праги», потому что азеры оказались высокопоставленными сотрудниками республиканского Совмина, один даже, по‑моему, министром пищевой промышленности.
Не знаю, может, она предпочла грузина из религиозных соображений или бедные мусульмане не представляли интереса для ее лубянского начальства. Надо отдать ей должное – она проявила участие в моем последующем трудоустройстве и объявила себя моей пожизненной должницей. Эта банальная, давняя и совсем‑совсем другая история, но какие бы ностальгические воспоминания она у нас ни вызывала – Гранта с Франклином Ирочке дарить придется. Я вывел Шерифа, и пока он пасся на привязи, пробежал пяток кругов по школьному стадиону. Я всю жизнь куда‑то бегу, бегу и не могу прибежать к финишу. Может быть, это и хорошо: трижды я грудью рвал финишную ленточку – когда умирал. В девять часов ровно я был свеж, как дыхание переводчицы. На мне были серый спортивный пиджак, летние брюки, парусиновые туфли, тенниска и темные очки – я был похож на итальянца в России и русского в Италии, мне можно было дать от двадцати до пятидесяти и от года до пятнадцати сразу по всем статьям. Этот прикид я подбирал долго, присматриваясь к пиплу на Тверской, арабам в Монпелье и ценам в «Пассаже». Я был похож на автомобиль, один борт которого выкрашен зеленым, а другой красным, чтобы свидетели давали противоречивые показания. От меня пахло кремом «Миша» и смертью. В девять часов двадцать минут позвонил Вадим Нежин и сообщил, что Артур Новожилов из информационного отдела «Альтернативы» с санкции Степанова даст мне необходимую информацию, если то, что мне надо, не будет находиться в сфере государственных интересов. Оставив Шерифа за старшего, я отправился за Ямковецким и приключениями на свою, мягко выражаясь, голову. Толя Квинт, начинявший «шоколадку» ликером, обнаружил‑таки ссадину на заднем крыле, оставленную пулей калибра 7,62, отделившейся от патрона с гильзой бутылочной формы, способной прошивать бронежилет, как игла швейной машинки «Зингер» – шелк. Толя Квинт не настолько был сыщиком, чтобы отнести царапину на счет клыков Шерифа, но он был деликатным человеком и промолчал. Заправленная под пробку машина домчала бы меня до «Альтернативы» всего за каких‑нибудь сорок минут, если бы на Преображенке я снова не засек проклятый черный «БМВ» – самое назойливое из всех существ, которых я когда‑либо видел. Пришлось предпринять радикальные меры. Остановившись на набережной Яузы, я позвонил Майвину. К телефону подошла Илона, хотя это не имело значения – как минимум восемь «быков» повисли на всевозможных прослушивающих устройствах в надежде услышать голос Ямковецкого. – Майвина – Столетник, – прибегнул я к телеграфному стилю, чтобы не наговорить лишнего. – Его нет, – соврала она голосом телесвиньи, которая ежевечерне укладывает спать вот уже пятое поколение малышей. – Не кладите трубку, я подожду, пока он вернется, – раздраженно потребовал я. – Говори, – раздался хруст пивной банки под асфальтовым катком; отвечал кто‑то из людей Майвина, «на которых можно положиться». – Если вы с меня не слезете, я откажусь работать, – выдвинул я ультиматум. Несколько секунд им потребовалось на совместную выработку решения. |
