Несколько секунд им потребовалось на совместную выработку решения.

– Не нужно пыли, сыскарь, – узнал я знакомый голос. – Работай спокойно. Твоя голова стоит того, чтобы ее охраняли.

Речь, конечно, шла не о моей голове, а о его деньгах.

– Я сказал: сними этих проктологов, которые двое суток смотрят мне в задницу! – перешел я на его манеру общения. – В прейскурант моих услуг они не входят.

Не знаю, как у проктолога, а у дантиста такой поступок называется «показать зубы». Меня не столько возмущало, что они меня пасли, сколько было жаль времени, затраченного на замену транспортного средства. Между тем на ночь я оставлял «шоколадку» в соседнем дворе, а садился в нее, соблюдая все меры предосторожности, и по сотовому телефону из машины не разговаривал.

– Тебе видней, – сказал Майвин. – Будет нужна помощь…

– Мне бы она не помешала, – перебил я его, посмотрев на часы, – в лице нашей общей знакомой.

– Ты озабочен? – этот хам был явно избалован холуями, и вседозволенность стала его второй натурой, если не первой.

– Меня не интересует порода «русская коротконогая», – нахамил я в ответ, использовав опыт общения с подобными типами, – нужна наживка.

– А ты можешь дать гарантию, что ее не снимут с крючка?

– Гарантию дает мастерская по ремонту гантелей.

– Это не входит в мои прейскурант.

Он бросил трубку. «БМВ», остановившийся на виадуке и мигавший аварийными огнями, демонстративно развернулся и умчался в обратном направлении. Мое избавление от «черного дьявола» стоило Майвину десяти минут.

Некоторые из моих друзей не понимают, почему я работаю «канатоходцем» – подписываюсь на дела, требующие постоянной балансировки между кодексом чести и Уголовным кодексом, почему работаю в одиночку, придуриваюсь, лезу на рожон, подставляюсь, с одинаковой настороженностью относясь к бандитам и милиции. На самом деле все очень просто: в России‑матушке полтора миллиона честных и не очень честных граждан работают в частной охранной и детективной сфере, и мне нужно выжить в условиях такой конкуренции.

Моя развязность, туповатость, лоховатость и прочие подобные симптомы позволяют и ментам, и бандитам доверять мне самые скользкие и бесперспективные дела. «Браться за все, что оплачивается» – девиз бюро «Шериф» и мое кредо. Все ли доводить до конца – это уже другой вопрос, в его решении во главе угла становится нравственный кодекс. Кто из полутора миллионов моих конкурентов станет работать на клиента только на том основании, что он чего‑то недоговаривает или у него плутоватый взгляд? Бюро «Шериф» – это мышеловка для нечистоплотных клиентов. С ветеранов Первой мировой, лиц, чей доход исчисляется суммой ниже прожиточного, женщин со сроком беременности свыше девяти месяцев денег не берем. Тем более что они к нам не обращаются.

И пускай Степанов называет мою контору «шарашкой» – каждый, кто хочет носить красивую бороду, поначалу кажется небритым.

Артур Новожилов, в прошлом офицер ПГУ (у них в «Альтернативе» все такие – кто из ПГУ, кто из «Вымпела», СОБРа или ГРУ), встретил меня как старого приятеля: летом я обучал его искусству точечного удара, и он в этом деле преуспел, а еще раньше моя наводка помогла ему отыскать квартиру, где киднепперы держали заложника, и продвинуться по службе.

– Кофе, Женя?

Я инстинктивно поморщился:

– Как в Бразилии, ей‑Бо! – куда ни приду, повсюду предлагают кофе. Я думал, хоть у вас есть альтернатива. Компот, например. Или хотя бы фруктовый чай, – я улыбнулся к вдруг крикнул: – Десять пятьдесят!

Он мгновенно принял стойку, сделал выпад.