Ответом ей было молчание. Ведь то, что она сказала, -- тоже голый факт.
Факт -- это существенность, ее словом не отодвинешь, не скроешь. Факт можно
опровергнуть только большим фактом. Ни Лурин Рей, ни Ветхая Церковь таким
фактом не обладают. У них лишь набор красивых слов, вроде "вечеря любви",
"всепрощение", "милость", "вечное спасение".
Отец Хэнди веско сказал:
-- После того как человек пережил оружие массового уничтожения,
глобальную рассредоточенную бомбу и прочие прелести, он более не может
доверять просто словам и жить одними словами. Понятно?
Лурин кивнула. Выглядела она потерянной, смущенной и очень несчастной.
Глава 3
Во время войны было произведено изрядное число различных наркотических
веществ поражающего действия. Во всеобщем послевоенном хаосе кто-то где-то
отыскивал остатки этой дряни. Питер Сэндз проявлял живой интерес к подобным
наркотическим веществам, потому что они -- или хотя бы некоторые из них --
обладали кое-какими достоинствами, даром что создавались как оружие против
врага: лишали человека воли, нарушали пространственную ориентацию, дурманили
сознание и т. п.
Уж как там на самом деле -- неизвестно. Однако Сэндз верил, что если
обращаться с подобной наркотой осторожно, брать малые дозы, принимать эти
яды в особой последовательности, то можно добиться эффекта обычных
наркотиков, не рискуя протянуть ноги. Скажем, малые дозы нарушали
пространственную ориентацию, но обостряли общую чувствительность, давали
чувство полета. Зелененькие метамфеты, ярко-красные таблетки всяческих
"...зинов", белые плоские диски кодеина, еще какие-то крохотные желтые фиг
ушки -- в зависимости от силы их действия Сэндз делил их когда пополам,
когда на четыре части. У него имелся тайный склад с широчайшим набором
наркотиков, о котором он не говорил никому. По мере сбора своей коллекции
Сэндз активно экспериментировал.
В глубине души он был уверен, что так называемые галлюцинации,
вызываемые некоторыми из этих наркотиков (он не уставал напоминать себе, что
годны для употребления лишь некоторые из его находок), -- так вот, на самом
деле это не галлюцинации, а прорыв в иные слои реальности. Одни из этих
слоев его пугали, другие казались вполне приятными.
Как ни странно, ему нравилось попадать именно в пугающие слои
реальности. Сам он предполагал, что длительное пуританское воспитание
пробудило в нем мазохистские наклонности. Так или иначе, Сэндз предпочитал
осторожненько применять те вещества, которые ненадолго швыряли его в царство
ужасов. Заходить слишком далеко или оставаться слишком долго он не хотел --
достаточно время от времени как бы в щелочку заглядывать в это царство
ужасов.
Тут он был в чем-то похож на своего отца. |