Или насмешливо фыркала.

     Там  было что-то  про чащу, которая стоит  под  палящими лучами солнца,

однако  каким-то  дивным образом  продолжает  ярко зеленеть. И выходило, что

всем нам предстоит  направиться туда... в самом скором  времени? Указан срок

-- летом. Но  что  случится  летом?  Мы  туда  отправимся  летом?  Или летом

прибудем туда?

     Отец Хэнди и  Тибор чувствовали итоговую правду, абсолютную истину этих

слов, но, по своему  невежеству и отсутствию  источников,  на  которые можно

опереться,  приходилось  домысливать.  И  лето  в  их  сознании  становилось

временем, когда предстоит выйти и прийти -- отправиться в путешествие в этот

иссушенный солнцем лесной край и достичь конечной цели, конечного обретения.

Они  --  опять-таки нутром --  ощущали, что обретение жизни  и уход из жизни

одномоментны, тем не менее разумно объяснить сей феномен не могли, а  потому

он пугал  их.  Однако  они  раз за разом  возвращались к  этой теме, ибо  не

достигали понимания -- быть может, это непонимание и было бальзамом для них,

благостным  спасением, и  разговор они заводили ради  того, чтобы лишний раз

подтвердить наличие благости непонимания.

     "Теперь,  --  думал  отец  Хэнди, -- мы с Тибором нуждаемся в mekkis --

силе, что снизойдет с Неба и пособит нам..."

     В  этом  пункте Служители Гнева сходились с  христианами:  благая  сила

сосредоточена  на Небесах, на  Ubrem  Sternenzelt,  по выражению Шиллера, то

есть  после звездного шатра.  Зная  современный  немецкий  язык,  они  точно

понимали смысл шиллеровского  выражения --  горние высоты располагаются выше

звезд.

     "А  вообще-то  странно целиком полагаться  на  четверостишье,  значение

которого остается темным, -- размышлял отец Хэнди, разворачивая старую карту

с указанием всех  бензозаправочных  станций вдоль дорог  -- такие  карты  до

войны   раздавали  автомобилистам  бесплатно.  --   Все   эти   бесчисленные

бензоколонки -- не знаки ли это беды, не признак ли сползания человечества в

пропасть  маразма? Да,  времена  мечены расцветом дурного -- не  то чтобы те

времена были паршивые,  мы  сами были гадкими, дурными  --  зло гнездилось в

нас".

     Сейчас  он  совещался  с  Доминусом Маккомасом  --  своим  начальником,

согласно иерархии Служителей Гнева.

     Доминус восседал  перед ним -- большой,  не холодный и  не горячий -- и

скалил  до  странности крупные  зубы.  Казалось, зубы даны ему  как  атрибут

профессии и он трудится преимущественно ими, готовый  в клочья изорвать  все

живое и неживое, что попадает в поле его зрения.

     -- Карл Люфтойфель, -- сказал Доминус  Маккомас, -- был настоящий сукин

сын. Если говорить о его человеческой ипостаси.

     Он  поторопился  присовокупить  это уточнение,  ибо  негоже  выражаться

подобным образом о божественной части Господа Гнева, богочеловека.

     -- И бьюсь  об заклад два  к  одному,  -- продолжил Маккомас, -- что он

использовал сладкий вермут для мартини.