закрывает руками лицо и горько плачет на виду у равнодушных прохожих,

движущихся густой толпой мимо витрины.

   Мы сидим вдвоем с Тони в кафе "У болгарина", перед каждым из нас

обеденный аперитив - рюмка мартини с ломтиком лимона. Впрочем, Тони пьет

уже четвертый мартини, не считая выпитого до моего прихода, потому что

нередко он принимается за обеденный аперитив с самого утра. Ворон и Уж -

люди попроще, они пьют вино за соседним столом. Начиная с того памятного

вечера, когда была устроена экзекуция, эти двое неотступно вертятся возле

меня, когда я нахожусь в районе Центра. Стоит мне удалиться, как заботу

обо мне берут на себя другие эмигранты, большинство которых я уже знаю в

лицо. Порой я покорно закрываю на это глаза - пускай следят, а иногда для

разнообразия выкидываю на виду у своих ангелов-хранителей разные номера.

Номера отличаются один от другого в зависимости от того, пешком я

передвигаюсь или на своем "ягуаре", но и в том и в другом случае эффект

одинаковый; внезапно и безвозвратно потеряв  меня  из  виду  среди

человеческого муравейника, мои преследователи оторопело таращат глаза,

словно обезьяны. Так что уроки в Фонтенбло приносят пользу, хотя и с

опозданием. Однако теперь, когда мне уже нечего и не от кого скрывать, все

эти шутки не больше как детская забава. Все же они поддерживают мой

престиж, давая основание людям из Центра подозревать, что я все еще состою

на службе у французов. Именно в этом и кроется вся фальшь моего положения:

я нарочно делаю вид, будто развиваю бурную конспиративную деятельность,

стараясь скрыть, что провожу время в полном бездействии.

   Заметив, что у витрины мелькнула импозантная фигура Мери Ламур, я

тихо обращаюсь к Тони:

   - Только что на тебе задержала взгляд Мери Ламур.

   - Не говори глупостей, - машет рукой Тони. - Такие, как мы с тобой,

ее не интересуют.

   - Почему? Мы что, уроды?

   - Нужна ей твоя красота! Не красота ее заботит, а совсем другое.

   - А ведь, должен тебе заметить, баба она не плохая... Хотя и

тяжеловата.

   Тони, против обыкновения, воздерживается от оценок.

   - Ты не пробовал счастья с нею? - настаиваю я на затронутой теме.

   - Я не сошел с ума. Мне, браток, жизнь еще не надоела.

   С того момента, как разговор коснулся Мери, Тони заметно понизил

голос, хоть его уже основательно развезло, и то и дело косится на стол, за

которым сидят Ворон и Уж.

   - Что ты хочешь этим сказать? - недоумеваю я.

   - Хочу сказать, что если ты вздумаешь приволокнуться за Мери и об

этом пронюхает Димов, то тебя и французская полиция не спасет.

   Мимо нас проходит пожилой гарсон с пустым подносом, и Тони рукой

преграждает ему дорогу.

   - Ворон, вы еще выпьете по одной?

   - Можно, при условии, что ты угостишь, - хмуро отвечает тот.

   - Два мартини и два бокала вина! - приказывает Тони кельнеру. Затем

он облокачивается на стол и смотрит на меня помутневшими глазами.

   - Ты меня, браток, не охмуряй: толкуешь о Мери, а сам за другой

бегаешь.

   - Ничего подобного.

   - Скажи еще кому-нибудь об этом. Во всяком случае, вкус у тебя

неплохой: дочка у старика что надо...

   - Что от них толку - одна обуза.

   - Насчет обузы ты прав. Хлопот с ними не оберешься. Как это у тебя

получается, что ты все с Кралевым схлестываешься, милый человек?

   - При чем тут Кралев?

   - То есть как при чем? При том же, что и ты.