Я от души надеялась, что теперь у нас водворится мир. Мне было больно
думать, что наш господин должен мучиться через собственное доброе дело. Я
воображала, что его старческая раздражительность и недуг происходили от
неурядицы в семье, так что он как будто сам держал в руках то, что было их
причиной. На деле же, как вы понимаете, сэр, беда была в том, что силы его
шли на убыль. Все же мы могли бы жить довольно сносно, когда бы не два
человека - мисс Кэти и Джозеф, слуга: вы его, я думаю, видели там у них.
Он был - да, верно, и остался - самым нудным, самодовольным фарисеем - из
тех, что только для того и роются в библии, чтоб выуживать из нее благие
пророчества для себя и проклятия на голову ближних. Понаторев в
проповедничестве и набожных речах, он сумел произвести впечатление на
мистера Эрншо; и чем слабее становился господин, тем больше подпадал под
влияние своего слуги. Джозеф неотступно донимал хозяина своими
наставлениями насчет заботы о душе и советами держать детей в строгости.
Он научил его смотреть на Хиндли, как на беспутного негодяя; и из вечера в
вечер брюзгливо плел длинную нить наговоров на Хитклифа и Кэтрин, причем
он всегда старался польстить слабости старого Эрншо, взваливая всю вину на
девочку.
Правда, в ней было столько своенравия, сколько я не встречала до того
ни в одном ребенке; она всех нас выводила из себя пятьдесят раз на дню и
чаще; с того часа, как она сойдет, бывало, вниз, и до часа, когда уляжется
спать, мы не знали ни минуты покоя, ожидая всяческих проказ. Всегда она
была до крайности возбуждена, а язык ее не знал угомона: она пела,
смеялась и тормошила всякого, кто вел себя иначе. Взбалмошная, дурная
девчонка, но ни у кого на весь приход не было таких ясных глаз, такой
милой улыбки, такой легкой ножки; и в конце концов, мне думается, она
никому не желала зла. Если ей случалось довести вас до слез, она, бывало,
не отойдет от вас и будет плакать сама, пока не принудит вас успокоиться -
ей в утеху. Она была очень привязана к Хитклифу. Мы не могли для нее
придумать худшего наказания, как держать их врозь. И все-таки ей из-за
него влетало больше, чем всем нам. В играх она очень любила изображать
маленькую хозяйку, давая волю рукам и командуя товарищами. Так же она вела
себя и со мною, но я не терпела, чтобы мною помыкали и распоряжались; и я
не давала ей спуску.
Мистер Эрншо в обращении с детьми не признавал шуток: он всегда был с
ними суров и важен; а Кэтрин со своей стороны никак не могла понять,
почему отец в своем болезненном состоянии стал злей и нетерпимей, чем был
он раньше, в расцвете сил. Его ворчливые упреки пробуждали в ней озорное
желание подзадорить его; никогда не бывала она так счастлива, как если мы
все разом бранили ее, а она отражала наши нападки вызывающим, дерзким
взглядом и смелыми словами - поднимала на смех Джозефа с его библейскими
проклятиями, поддразнивала меня и делала то, из-за чего хозяин особенно
сердился: она показывала, что ее напускная дерзость, которую тот принимал
за подлинную, имеет над Хитклифом больше власти, чем вся доброта его
приемного отца; что мальчик следует любому ее приказанию, а приказания
хозяина выполняет лишь тогда, когда они отвечают его собственным желаниям. |