Велика важность! Он бы скоро забыл об этом
намерении. Он теперь все забывает. Но тебе непременно надо было
выложить ему правду и разъярить его! Он так рассвирепел, что забыл
сказать наложнице, стоявшей слева от него, пробовать каждую
крошку, которую он желал съесть. Он мог бы умереть от яда.
— Возможно, — небрежно сказала Чесса, — я могла бы подкупить
наложницу, которая стоит слева.
— Замолчи, ехидная ведьма! Теперь ты пытаешься рассердить
меня. Я знаю, ты делаешь это нарочно. Моя мать предупредила меня,
что ты будешь вести себя именно так. Она велела мне не позволять
тебе возбуждать мой гнев, ибо каждое твое слово идет не от сердца,
а говорится с хитрым умыслом. Моя мать очень умна, но, когда я
толкую с тобой, мне трудно следовать её указаниям.
— Это верно, — сказала Чесса. — Она очень умна.
— А вот и Барик. Он явился, чтобы спросить, как тебе
понравилось мое пение и игра на арфе. Скажи ему, что моя песня
проникла тебе в душу — если, конечно, она у тебя есть, — или я
тебя побью.
Барик был очень мал ростом и очень худ. Роскошная темно-
каштановая борода доходила ему почти до пояса, но при этом он был
лыс, как колено. Человек он был добрый, его глаза светились умом и
весельем. Чессе Барик нравился, и она подозревала, что он
brhunlnkjs забавляется, глядя как Рагнор, скрежеща зубами,
безуспешно воюет со струнами арфы. Вместе с Бариком в комнату
вошла какая-то женщина необычайно высокого роста. Она несла
главную драгоценность Барика — его любимую арфу. Голову женщина
опустила так низко, что невозможно было разглядеть её лицо. Руки
великанши украшали белые митенки, а волосы скрывал капюшон.
Рагнор устремил на незнакомку плотоядный взор, которым он
награждал всякую женщину, которую видел.
— Кого это ты привел, Барик? Она вдвое больше тебя. Наверное,
тебе нравится взбираться на нее, как взбираются на высокую гору?
— Да, мой господин. Ее размеры — источник величайшего
наслаждения, а также залог моей безопасности, ибо моя подруга —
женщина не только крупная, но ещё сильная и смелая. Ее зовут Исла,
она из Исландии. Я спел ей песню на рынке, и она влюбилась в меня
без памяти. Теперь она моя и предана мне душой и телом. Такова,
мой господин, сила музыки.
Рагнор выругался.
— Мой господин, ты доставил принцессе удовольствие своими
прекрасными стихами?
— Я всегда получаю удовольствие в обществе Рагнора, —
промолвила Чесса, грызя ноготь большого пальца. — Ведь он такой
душка.
— Я имел в виду его пение и игру на арфе, принцесса.
— А, это? Это дело другое. Он пытался добиться немыслимого
совершенства, а когда это ему не удалось, он взял и растоптал
арфу.
Барик взглянул на обломки арфы и часто заморгал, сдерживая
слезы. Однако он не дал воли своему негодованию, только
пробормотал что-то нечленораздельное и дернул себя за бороду.
Женщина подняла лицо. Она была красива и к тому же
размалевана, как портовая шлюха: брови вычернены сурьмой, один
глаз также обведен сурьмой, причем так жирно, что невозможно было
понять, каково его выражение. Второй же глаз скрывала белая
полотняная тряпица. Незавязанный глаз могучей женщины был голубым,
губы — кроваво-красными и влажными, щеки — белыми от покрывающей
их корки крахмала. |