|
Я хочу пить. Аргана молча повернулась и направилась к огромной бочке, в которой обитатели Кинлоха держали мед. Мужчины, женщины и дети поспешно расступились, освобождая ей путь. Варрик смотрел ей вслед. — Ответь мне, отец, — настаивал Клив. — Так что же ты собирался сделать? Убить своего собственного сына? Варрик только молча замахал рукой, ожидая, когда Аргана вручит ему серебряный кубок с медом. У Клива промелькнула мысль: интересно, у кого он украл эту вещицу? Варрик, не спеша, выпил кубок до дна, бросил его одному из своих людей, который ловко подхватил его, а затем вытер рот тыльной стороной своей безупречно белой руки. — Ответь мне, — повторил Клив. Варрик тихо произнес: — Твои слова причиняют мне боль, Клив. Я твой отец. Я не хочу убивать Атола, потому что он тоже мой сын. Я считаю, что именно Аргана, его мать, толкнула его на это вероломство. Вот я и пытался покарать виновную. Твои слова, Клив, глубоко уязвили меня. Ты должен поверить, что я не хочу твою жену. Не знаю, откуда у тебя появилась подобная мысль. Клив досадливо отмахнулся от его уверений: — Ты бы убил Аргану, если бы не вмешательство Чессы. Варрик перевел взгляд на нее: — Зачем, принцесса? Зачем ты спасла ее? Я считаю, что именно она виновна. Ведь и ты её подозревала, не так ли? Чесса покачала головой, и на её лице мелькнуло отвращение: — Тебя с нами не было, Варрик. Ты не видел, что сделал Атол. Ты не слышал, что он говорил. Он был как шелудивый пес, обвиняющий нас в том, что на нем так много блох. Он недостоин такого отца, как ты, и такого брата, как Клив. — Она права, господин Варрик, — вмешался Игмал, выступив вперед. — Я уже рассказал тебе, как все произошло. Атол не заслуживает твоего снисхождения. — С Атолом поступай как хочешь, — сказала Чесса, — но Аргану не трогай. — Она взглянула на Клива, тот кивнул, взял её за руку и притянул к себе. Варрик улыбнулся, потом рассмеялся. Его смех оказался звучным, скрипучим и пугающим, потому что он не смеялся много лет. Все ошеломленно воззрились на него, однако никто не произнес ни слова и не сделал ни единого движения. Чессе показалось, что она чувствует даже запах их страха. Безмолвие огромного зала, тягостное, гнетущее, было полно этим запахом, накопившимся за много лет. — Неужели ты, глупая женщина, воображаешь, будто можешь помешать мне сделать то, что я хочу? Чесса отпустила руку Клива, спокойно взошла по ступеням помоста и встала перед Варриком. Глядя на него снизу вверх с таким видом, будто перед нею было просто насекомое, она сказала: — Если ты причинишь вред Аргане, я убью тебя, и никто никогда не догадается, как я это сделала. Аргана права — я ведьма. Я дочь Хормуза, величайшего колдуна, который когда-либо жил на свете. Ты сам так сказал. Ты сам сказал, что я, его дочь, унаследовала его колдовскую силу. Ты ведь веришь в это, не так ли, Варрик? Ну так поверь и тому, что я скажу тебе сейчас. Клив — единственный мужчина, которого я люблю и которому всегда буду верна. Он и Кири — часть моего сердца, сердца ведьмы. Если кто-либо причинит им зло, он умрет. — Она по-прежнему смотрела на Варрика, но заговорила громче: — Ты слышал, что я сказала, Атол? Надеюсь, что слышал, потому что, если ты попытаешься навредить тем, кто мне дорог, я сделаю так, что ты умрешь в тот же день, ещё до того как зайдет солнце. |
