— Она по-прежнему смотрела на Варрика, но
заговорила громче:
— Ты слышал, что я сказала, Атол? Надеюсь, что слышал, потому
что, если ты попытаешься навредить тем, кто мне дорог, я сделаю
так, что ты умрешь в тот же день, ещё до того как зайдет солнце.
Не сомневайся — я на это способна. Были такие, которые
сомневались, и им пришлось горько об этом пожалеть.
Она не стала ждать, что ответит Варрик, только молча
повернулась на каблуках, спустилась с помоста и, ни на кого не
глядя, подошла к мужу. Приблизившись к нему, она улыбнулась и
подмигнула. Клив долго молча смотрел на нее. Он знал, что никто,
кроме него, не заметил её подмигивания. Наконец он заговорил так
тихо, чтобы слышала только она:
— Теперь я уразумел, что имел в виду Керек. Но послушай меня,
Чесса, ты играешь с тем, чего не понимаешь. Это и пугает, и сердит
меня. Ты должна быть осторожной и действовать самостоятельно лишь
тогда, когда это совершенно необходимо, когда рядом нет меня.
Тут он осекся и досадливо тряхнул головой. Она поступила
правильно. Его не было рядом, она была одна — и стала действовать
по своему разумению. И она все сделала правильно: он на её месте
поступил бы точно так же.
— О боги, что же мне делать с женщиной, которая могла бы
вести воинов на битву с римскими легионами? — тихо проговорил
Клив.
— Это все нелепые выдумки Керека. Зачем ты их повторяешь?
— Выдумки? — эхом отозвался он. — Вот уж не знаю, выдумки это
или нет. — И ещё тише добавил:
— Пожалуй, мне просто-напросто придется всегда быть рядом с
тобой и любить тебя крепко-крепко. Ты согласна?
Чесса вгляделась в его лицо. Она так давно хотела услышать от
него эти слова!
— Да, — ответила она. — Я согласна. Я всегда буду согласна,
муж мой. Всегда.
* * *
Следующие три дня миновали без происшествий. Атол старался
depf`r|q в стороне от Клива и Чессы. Что до Арганы, то она не
сказала Чессе ни единого слова, но поскольку она и так всегда
молчала, этому едва ли стоило удивляться. Кейман же с каждым днем
хорошела ещё больше, её бело-розовая кожа сияла, как жемчуг, глаза
блестели ярче полуденного солнца. Это было донельзя странно, но
очевидно. Однако эта непонятная перемена не сделала её более
разговорчивой. Она молчала так же, как и её сестра.
А вот поведение Варрика стало иным. Он по-прежнему держался
отчужденно, но не со всеми. Исключением стал Клив. Варрик держал
себя с ним так, словно был убежден: если он не завоюет доверие
Клива, то потеряет все.
На четвертый день, когда Клив, Чесса, Меррик и Ларен
прогуливались по узкой тропинке, идущей вдоль берега озера, Меррик
вдруг сказал:
— Знаете, мы с Ларен решили, что нам пора возвращаться в
Малверн. Мои люди соскучились по дому. Впрочем, скажу-ка я вам
лучше все как есть. Они боятся, боятся этого странного места и
озерного чудовища, которое Варрик называет Кальдон. Им не хочется
оставлять здесь тебя, своего товарища, но они здорово боятся.
Клив посмотрел на Ларен и увидел, что её взгляд устремлен на
озеро. Он знал — она высматривает там чудовище. Она только и
делала, что смотрела на озеро в разное время дня, пристально
вглядываясь в его поверхность.
Меррик сказал:
— Она хочет увидеть чудовище ещё раз. |