Еще не
переоблачившись, сразу же после завтрака, поданного вновь прибывшим в
вестибюле, он в одиночестве отправился открывать свою новую отчизну, нашел
тропинку, проходившую по остаткам прежней городской стены над рекой, постоял
на сводчатом мосту и послушал шум воды у мельничной запруды, спустился мимо
кладбища по липовой аллее, увидел и узнал за высокой живой изгородью vicus
lusorum, особый городок игроков: праздничный зал, архив, учебные залы, дома
для гостей и учителей. Увидев, как из одного из этих домов вышел человек в
одежде игрока, он подумал, что это один из легендарных lusores, может быть,
сам magister Ludi. Он со всей силой почувствовал очарование этой атмосферы,
все здесь казалось старым, почтенным, насыщенным и освященным традицией,
здесь ты был заметно ближе к центру, чем в Эшгольце. А возвращаясь из
вотчины Игры, он почувствовал и другие чары, менее, может быть, почтенные,
но не менее волнующие. Это был городок, кусочек непосвященного мира с
житейской суетой, с собаками и детьми, с запахами торговли и ремесел, с
бородатыми горожанами и толстыми женщинами в дверях лавок, с играющими и
орущими детьми, насмешливо глядящими девушками. Многое напомнило ему далекую
старину, Берольфинген, он думал, что все это уже совсем забыл. Теперь
глубокие пласты его дутой откликались на все это -- на виды, на звуки, на
запахи. Здесь ждал его, кажется, мир менее тихий, но более пестрый и более
богатый, чем эшгольцский.
Школа, правда, была на первых порах точным повторением прежней, хотя и
прибавилось несколько новых учебных предметов. Действительно, нового здесь
не было ничего, кроме упражнений в медитации, да и о них-то ему уже дал
первое представление мастер музыки. Он с удовольствием принялся размышлять,
видя в этом на первых порах всего-навсего отдохновенную игру. Лишь немного
позднее -- мы упомянем об этом -- суждено ему было познать на опыте ее
настоящую и высокую ценность. Возглавлял вадьдцельскую школу один
оригинальный человек, которого побаивались, Отто Цбинден, лет ему было тогда
уже под шестьдесят; его красивым и страстным почерком сделаны многие записи
об ученике Иозефе Кнехте, нами просмотренные. Но любопытство у юноши
вызывали сначала не столько учителя, сколько товарищи по учению. С двумя из
них -- тому есть много свидетельств -- он часто общался. Один. с которым он
подружился в первые же месяцы, Карло Ферромонте (достигший впоследствии, как
заместитель мастера музыки, второго по важности чина в Ведомстве), был
одного возраста с Кнехтом; мы обязаны ему, среди прочего, работой по истории
стилей музыки для лютни в XVI веке. В школе его называли "рисоедом" и ценили
как приятного товарища по играм; его дружба с Иозефом началась с разговоров
о музыке и привела к многолетним совместным занятиям и упражнениям, о
которых мы отчасти осведомлены благодаря редким, но содержательным письмам
Кнехта к мастеру музыки, В первом из этих писем Кнехт называет Ферромонте
"специалистом и знатоком музыки с богатой орнаментикой, с украшениями,
трелями и т. |