Этот рассказ так подействовал на Иозефа, что он почувствовал грозившую
ему опасность и усердно занялся упражнениями. Глубокое впечатление произвело
на него то, что мастер впервые приоткрыл ему свою совсем частную жизнь, свою
студенческую юность; Кнехту впервые стало ясно, что и полубог, мастер, тоже
был когда-то молодым и сбивался с пути. Он с благодарностью чувствовал,
какое доверие оказал ему многочтимый своим признанием. Можно было
заблуждаться, делать ошибки, нарушать предписания, но можно было все-таки
справиться с этим, найти свою дорогу и в конце концов стать мастером. Он
преодолел кризис.
В те два-три вальдцельских года, что длилась дружба между Плинио и
Иозефом, школа относилась к этой воинственной дружбе как к драме, в которой
каждый, от заведующего до самого младшего ученика, так или иначе участвовал.
Два мира, два принципа воплотились в Кнехте и Дезиньори, каждый возвышал
другого, любой диспут становился торжественным и представительным
состязанием, касавшимся всех. И если каждая поездка домой на каникулы,
каждое прикосновение к родной почве давали новые силы Плинио, то Иозеф
черпал новые силы в каждом размышлении, в каждой прочитанной книге, в каждом
упражнении на сосредоточение мыслей, в каждой встрече с магистром музыки,
все более сживаясь с ролью представителя и адвоката Касталии. Некогда, еще
ребенком, он пережил свое первое призвание. Теперь он узнал второе, и эти
годы выковали, вычеканили из него совершенного касталийца. Давно пройдя
начальный курс игры в бисер, он теперь уже, на каникулах и под контролем
какого-нибудь руководителя игр, начал набрасывать собственные партии. И
здесь он открыл один из самых обильных источников радости и внутренней
разрядки; со времени его ненасытных упражнений на клавесине и клавикордах с
Карло Ферромонте ничто не было для него так благотворно, ничто так не
освежало его, не укрепляло, не наполняло силой и счастьем, как эти первые
проникновения в звездный мир игры в бисер.
Именно к этим годам относятся те стихи юного Иозефа Кнехта, что
сохранились в списке, сделанном Ферромонте; возможно, что стихов было
больше, чем дошло до нас, и надо полагать, что и эти стихотворения, самые
ранние из которых возникли еще до знакомства Кнехта с Игрой, тоже помогли
ему выполнить свою роль и пережить те критические годы. Любой читатель
обнаружит в этих частью искусных, частью же явно наскоро набросанных стихах
следы глубокого потрясения и кризиса, через который прошел тогда Кнехт под
влиянием Плинио. Во многих строчках звучит глубокое беспокойство,
принципиальное сомнение в себе и смысле своего существования, и только в
стихотворении "Игра в бисер" слышна наконец, кажется, смиренная
самоотверженность. |