– Вы так любите понтировать, Дэн. Какой процент своего жалованья вы готовы поставить на эту гипотезу?

Оуинсу было не до шуток. Мюррей понимал, что начальник С‑13 считал случившееся ударом по себе лично.

– Не слишком большой, – сдался представитель ФБР. – Итак, вы считаете, что их подобрало какое‑то судно?

– Только такое предположение имеет хоть каплю смысла. Поблизости находились девять торговых судов. У нас есть список.

Мюррей тоже считал эту версию наиболее вероятной. Свои соображения на этот счёт он уже изложил Вашингтону, и ФБР с ЦРУ будут разрабатывать эту версию. «Но почему они тогда не подняли на борт и катер?»

– Это яснее ясного. А если бы один из наших вертолётов засёк их за этим занятием? А может, это было слишком трудно в такую погоду. Или они не хотели лишних хлопот. Ведь с деньгами‑то у них неплохо, не так ли?

– Когда поднимут этот катер?

– Если погода не улучшится, то послезавтра, – сказал Оуинс. Тогда хоть что‑то будет в руках, какие‑то вещественные доказательства. На всех вещах в этом мире стоят фабричные марки и серийные номера. Где‑то должна быть накладная на их продажу. С этого начинались многие успешные расследования: единственный клочок бумаги, квитанция в каком‑нибудь магазинчике, а в результате – поимка опаснейших преступников. Судя по видеозаписи, двигатели катера похожи на продукцию «Американ Меркюри». Мюррей уже сообщил об этом в Бюро, и там были готовы действовать в нужном направлении, как только станут известны серийные номера двигателей. Со своей стороны Мюррей выяснил, что двигатели этой фирмы пользуются известностью во всём мире. Это, конечно, усложнит поиск, но всё же это нечто, а нечто всегда лучше, чем ничего.

– Есть какие‑нибудь сдвиги насчёт утечки информации? – спросил Мюррей. Это был самый больной, но при этом и самый важный пункт.

– Пусть молится Богу, чтобы мы не нашли его, – тихо выговорил Оуинс.

Пока, правда, особой надежды, что это случится, не было. О маршруте этапирования Миллера знали тридцать один человек. Пятеро из них были мертвы.

Даже водитель фургона ничего не знал заранее. Итого остаётся двадцать шесть человек: несколько сотрудников С‑13, двое высокопоставленных чинов из лондонской полиции, десять человек из министерства внутренних дел, несколько из MI‑5, из службы безопасности и ещё двое‑трое из других ведомств. У всех у них был допуск к государственным секретам. «Все эти проверки и допуски и гроша ломаного не стоят, – в который раз сказал себе Оуинс. – Утечка информации – по определению – может быть устроена лишь сволочью, имеющей допуск к секретам».

Но в этом деле была своя специфика. Тут было предательство, даже нечто худшее, чем предательство. Ведь тот, кто сообщил эти сведения, причастен к нападению на королевскую семью. Выдать секреты государственного значения иностранной державе – дело настолько омерзительное, что Оуинс в таких случаях частенько давал волю эмоциям. Но сознательно поставить под удар королевскую семью – это вообще не укладывалось в его голове. Оуинс с трудом верил в возможность такого преступления. Тут речь не может идти о психически больном.

Это, безусловно, человек умный, прекрасно умеющий скрывать свои чувства.

Когда‑то такие люди умирали под пыткой. Нельзя сказать, что Оуинс был в восторге от этого обычая, но теперь он вдруг понял, почему это делалось, почему иные люди с лёгкостью одобряли пытки. Народ Великобритании так любит королевское семейство. Тем не менее кто‑то из королевского окружения связан с кучкой террористов. Оуинсу до зарезу нужно было найти его. Он хотел видеть его мёртвым, видеть, как он умирает. Другого наказания за такое преступление не могло быть.

«Одного желания видеть его труп маловато, – охладил он себя.