Врачи уверяли, что шрамов со временем почти не будет видно, а ночные кошмары и вовсе скоро прекратятся. Джек погладил её по голове, и она улыбнулась ему. Но улыбка была не та, что раньше.
В груди у него снова закипела ненависть, и он принялся уговаривать себя, что сейчас не время для этого чувства – Салли сейчас нужен отец, а не мститель.
– Дома тебя ждёт сюрприз, – сказал он.
– Какой?
– Если я скажу, это уже будет не сюрприз.
– Ну, папа! – воскликнула она – совсем как в прошлом.
– Потерпи и увидишь.
– О чём речь? – спросила Кэти, садясь в машину.
– О сюрпризе.
– О каком?
– Видишь, – сказал Джек дочери, заводя машину, – даже мама не знает.
– Джек, ты о чём?
– Мы с доктором Шенком беседовали на прошлой неделе, – только и сказал Райан.
– Я хочу медведя, – попросила Салли.
– Он слишком большой, детка, – не уместится тут, – сказала Кэти.
– Зато ты можешь поносить его шляпу, – Джек протянул руку назад. – Он говорит, что разрешает тебе носить его шляпу. На вот.
– Ты сказал им спасибо за медведя? – спросила Кэти.
– А как же? – улыбнулся Джек. – Кстати, все как один сдали экзамены. Только не говори об этом никому.
У Джека была репутация строгого экзаменатора. К следующему семестру репутация эта могла измениться. «К чертям собачьим принципы!» – сказал он себе.
Его курсанты то и дело посылали Салли цветы, игрушки и открытки, а потом и вовсе повадились ходить в больницу, возясь там не только с Салли, но и ещё чуть ли не с пятью десятками детишек. Гигантский медведь был венцом этой кампании.
По словам сестёр, он действительно помог Салли поправиться – она не расставалась с ним ни днём, ни ночью.
Джек ехал не спеша, очень осторожно, словно в машине был хрупкий фарфор.
За время работы в ЦРУ он пристрастился к сигаретам, ему и сейчас ужасно хотелось закурить, но он сдерживался, дав себе слово отказаться от этой привычки – во всяком случае, не курить дома, при Кэти. Он ехал так, чтобы миновать то место, где Кэти обстреляли. Стоило ему вспомнить об этом, как руки судорожно сжали руль. Надо перестать всё время думать об этом, уговаривал он себя. Он стал просто одержим этой ненавистью… А толку от этого никакого нет и не может быть.
Уже повсюду чувствовалась весна. Начали набухать почки, в полях тут и там разгуливали лошади и коровы, и нос Салли, разглядывавшей их, расплющился о стекло. Жизнь опять брала своё, говорил себе Джек. Вот и последний поворот на дорогу Соколиного гнезда. Джек обратил внимание, что возле поворота все ещё стояли грузовики электрокомпании и удивился. Что они тут делают?
– Скип у нас? – спросила Кэти.
– Похоже, что да, – ответил Джек, удержавшись от усмешки.
* * *
– Они катят домой, – сказал Алекс.
– Ага, – откликнулся Луис, линейный монтёр. Они были на самой верхушке столба, делая вид, что пристраивают там экспериментальный трансформатор.
– Знаешь, на следующий день после того дела в газете было фото этой дамы. Какой‑то мальчонка въехал в витрину магазина и изрезал себе все лицо. Это был наш мальчишка, чёрный. И она спасла ему глаза.
– Я помню, Луис, – сказал Алекс.
Он прицелился из фотоаппарата и щёлкнул им несколько раз.
– Мне, парень, не по душе вся эта еботня с детишками, – сказал Луис. Полицейский – дело другое, – решительно заключил он, не сочтя нужным объяснять, что под полицейским он имеет в виду отца этой девочки. |